Мы никогда друг друга не любили
Шрифт:
— Да плевать на его страдашки. Как выдастся время, я его найду и хвост обстригу. Просто для профилактики.
Чтобы не лез к моей жене. И чтобы не чувствовал себя дохуя важным.
А еще я перетрясу всю охрану, вытряхну из них душу, все говно, все секреты. Поменяю весь штат и буду подпускать к Авроре только тех, у кого в резюме охрана президента, не меньше.
— Лучше скажи, как тебе помочь. Я за тебя боюсь.
— Я справлюсь. Так зачем тебе моя ненависть? Ты много сделал, чтобы я ее не испытывал.
— Надя больна. Я спрашивал у врача,
— А если бы… если бы не было никаких рисков, ты бы меня не бросил?
Я должен сказать, что у нас ничего не выйдет, что мы расстались бы в любом случае, что ей нужно учиться жить без меня, потому что вне зависимости от рисков и болезней, ей нужна нормальная семья.
Но я не могу.
Физически не могу врать этой девочке, что ничего к ней не чувствую после того, как ее отец признался, что никогда ее не любил. Что ей останется? Собирать себя по кускам в надежде, что рано или поздно найдется тот, кто по-настоящему полюбит? Здоровой, правильной любовью? А она до нее дотянет вообще?
— Нет. Я не хочу тебя бросать. Я хочу, чтобы ты была рядом. Не потому, что ты похожа на мать, у вас на самом деле мало общего. Просто когда мы были вместе, был смысл во всем, что я делаю. Работать, чтобы радовать тебя. Возвращаться домой, чтобы побыть с тобой. Я бы многое отдал, чтобы ты была моей. Но посчитал это эгоизмом. Любовь, котенок, это не «ты моя, и точка». Это когда человек дороже всего на свете. Секса, счастья, жизни. Мне казалось, если я заставлю тебя уйти, в конечном счете ты будешь счастлива и здорова.
— Раз ты мне это говоришь, значит, передумал?
От нее умопомрачительно пахнет. Я не сразу понимаю, что перебираю мягкие кудри, наслаждаясь ощущениями от прикосновений.
— Не знаю, котенок. Я все еще уверен, что для тебя было бы лучше создать семью с кем-то, кто не причинил тебе столько боли. Но все во мне требует дать тебе столько любви, на сколько я вообще способен, потому что тебя ее лишили. Я боюсь, что если оставлю тебя, то сделаю только хуже. И что наши с тобой не самые здоровые отношения лучше, чем одиночество.
— И что будешь делать?
Я пожимаю плечами.
— Тебе решать. Очевидно, я встал на те же грабли, что и твой отец, решив за тебя. Подумай хорошо, котенок, стоит ли оставаться со мной. Сможешь ли ты просыпаться рядом и видеть во мне мужа и любовника, а не подонка. Но решение принимай сама.
Аврора поднимается, вытирает глаза, а потом нервно заплетает волосы в косу, которая тут же, стоит ей отпустить пряди, медленно начинает расплетаться. На всякий случай я жадно всматриваюсь в черты бывшей жены, чтобы запомнить ее такой. Если Аврора захочет новую жизнь, без воспоминаний о нас с Рогачевым, сломавших ее жизнь, я хочу напоследок насмотреться.
Вместо ответа я получаю звонкую пощечину.
36. Аврора
Удар
— Не решать за меня?! Какая крутая идея! Что же она всегда приходит вам после того, как вы мне всю душу вывернули?! Ах, какие благородные! Что один, что второй! Натворили дел — и в кусты?!
Виктор получает и по второй щеке, на ней остается красный след от моей ладошки.
— Нет уж, теперь решай! Ты же делал это всю дорогу, ты же весь такой взрослый и умный! Вот и принимай решение. Раз мне лучше одной, чего приперся? Сидел бы со своей Надей! Вы оба на ней помешаны, чего ко мне привязались?! Что я вам обоим сделала, что вы со мной как с куколкой в кукольном домике?! Что ты молчишь?!
— Бить надо кулаком. И в нос. Будет много крови, опухшая морда и горбинка на память.
Он смотрит так, словно ждет, что я и вправду дам ему в нос. Кажется, несколько секунд я действительно готова это сделать, а потом запал воевать заканчивается. Я придвигаюсь ближе, утыкаюсь носом в его еще красную щеку и вдыхаю запах. Цитруса и свежести. С капелькой табака. Он курил? И кофе… губы пахнут кофе.
— Ненавижу тебя!
— Да. Знаю. Странно было бы, если бы ты любила.
Я рычу от бессилия и злости. Бью кулаком по плечу и пытаюсь дышать. Хотя бы просто дышать, потому что и это получается с трудом.
— Ну что такое, котенок? Чем тебе помочь?
— Я устала.
— Знаю. Поехали отсюда.
Я мотаю головой, на ощупь нахожу пульт и выключаю телек, чтобы даже серый экран не напоминал о бреде, который мы только что выслушали. Я не хочу больше иметь ничего общего с человеком по имени Леонид Рогачев. У меня нет его денег, у меня не его фамилия, я хочу новую жизнь!
Странно начинать ее здесь, но определенно все, что с нами происходит, имеет свой смысл. Надо его только найти. Без смысла недолго и свихнуться.
Губами я касаюсь чуть колкой от щетины щеки Виктора. Запускаю пальцы в жесткие волосы, устраиваюсь у него на коленях поудобнее и целую, чувствуя, как сердце заходится в истерике. До меня только доходит смысл его слов, которым я почему-то безоговорочно верю.
Он отвечает на поцелуй с таким напором, что мне отчаянно не хватает воздуха.
Мы снова здесь, в том же самом отеле, даже в том же номере. Пять лет назад я мечтала, чтобы он остановился, а сейчас этого боюсь. Когда тебе некого любить, внутри всегда живет глупый страх, что все хорошее понарошку. И что слова — просто слова, что можно сказать любую глупость, если так выгоднее. Можно солгать отцу, что была у подружек, и он только кивнет, потому что ему плевать. Можно солгать подружке, что с мужем все хорошо, чтобы не рассказывать всю историю и не видеть осуждения.
Можно солгать, что не любишь бывшую, чтобы девушке, за которой просил присмотреть твой друг, было не так больно.