Мы – одна бригада
Шрифт:
Он снова наезжал на них. Но уже как бы и не по беспределу. Игнат, Лева и Вилли отказывались пройти утвержденную блаткомитетом процедуру, и тем самым ставили себя вне закона. За это их ждало суровое наказание. Их могли жестоко избить, но это не самое страшное. Их могли опустить. Вот после этого хоть в петлю головой.
Смотрящий наблюдал за происходящим с кривой усмешкой. Вмешиваться он пока не собирался. Зато три блатаря из его свиты рвались в бой.
Игнат сделал подсчет – им троим придется драться против восьми
Игнат оглянулся назад, пожал плечами.
– Не вижу никаких баранов. Губарь, тебя чо, на галюны пробивает?
– Ты сейчас у меня сам гальюном станешь! – рыкнул меченый.
Смотрящий подал ему знак, и он первым шагнул в сторону Игната. Братва медленно и угрожающе двинулась за ним.
Лева не отступил перед опасностью.
Вилли встал в боевую стойку. Внешне он спокоен, но внутри все закипает от ярости.
И боевой дух Игната достиг самой высокой отметки. Пусть его бьют ногами и руками, пусть режут его заточками. Он будет драться до последнего. Остановить его сможет только смерть...
Губарь понял, что троица не отступит под натиском его своры. Что-то дрогнуло в его взгляде. Как будто боевая струнка в нем лопнула. Но он все же продолжал идти вперед. До столкновения оставались мгновения...
– Ша! – словно щелчок бича прозвучал чей-то резкий голос.
Братва в момент остановилась. Расступилась. Игнат увидел перед собой невысокого сутулого мужика с узким вытянутым лицом. Глубоко посаженные глаза, мощные надбровные дуги, тяжелый проницательный взгляд.
– Ты что ли, Бурлак? – Он смотрел на Игната исподлобья.
– Я.
– А это, значит, твои кенты? – взглядом показал он на Леву и Вилли.
– Кенты.
– Слухи тут до меня дошли, что вы на достойных людей с кулаками бросаетесь. Не хорошо... Шавро, а ну-ка, нарисуй ситуацию, как все было, – обратился он к смотрящему.
– Да беспредел был, Пятус, в натуре, беспредел... – закивал головой тот.
Игнат уже понял, с кем он имел честь разговаривать. Это был вор в законе Пятус, он же лагерный пахан.
– Губан этих чертей к себе позвал, за жизнь с ними перетереть хотел, да, – продолжал смотрящий. – А эти ни за хрен собачий на него налетели и давай метелить...
– А не свистишь ты, Шавро? – с укором посмотрел на него Пятус. – Слышал я, что Леший над сеансом куражился, бабу чью-то оскорблял... Было такое?
– Да чо было? Ничего не было! – блеснул своей фиксой Леший.
– Скворечник закрой, не с тобой базарят! – шикнул на него Пятус.
– Да я не знаю, – в раздумье пожал плечами Шавро. – Меня тогда не было. Я на больничке марафетил... Мне потом Губан все рассказал...
Пятус посмотрел на Игната.
– Чью Леший бабу обидел? Твою?
– Мою, – отозвался Вилли.
– Слышал я про твою девчонку, – ошарашил его Пятус.
– Слышали?! Откуда?
– А пока вы на киче парились, я коней по дорогам пустил. Насчет тебя, пацан, звонок был. Твоя баба на фарце попалась, а ты за нее подписался. На себя все взял... Слышишь, Леший, пацан из-за бабы своей срок на себя взял, а ты ее помоить вздумал. Он тебе что, пидор гнойный, чтобы ты его гноил? Ты его бабу форшманул, а он тебя за это спросил. И чем ты недоволен, а?
– Да кто они такие, а кто Леший? – скривился Шавро.
– Они вам показали, кто они такие, – ухмыльнулся вор. – И за бабу спросили, и за козлов, и за пидоров гнойных. Это честные фраера... А Бурлак – чисто наш пацан. Он два года, считай, на крытом сидел, за хатой смотрел. Было, Бурлак?
– Было дело, – кивнул Игнат. – Законник Завар за него подписался. Пишет, что Бурлак честный пацан, косяков за ним нет. Он же и смотрящим его поставил. Значит, доверяет пацану... Ты слышал, Шавро, Бурлак за хатой на закрытке смотрел. Это наш, воровской пацан. А твой Помбур козлом его назвал. Ты бы стал молчать, если бы тебя козлом назвали...
– За козла спрашивают, – соглашаясь, кивнул смотрящий. – Да и Леший метлой своей не в тему мел...
– Вот видишь, ты все правильно понимаешь. Зачем тогда на пацанов наехал?
– Так это, под раздачу не хотели.
– Значит, они не фуцаны, чтобы отгребать...
Фуцанами на воровском жаргоне назывались честно работающие осужденные. То бишь мужики...
– Ну не фуцаны, – пожал плечами смотрящий.
– Чо ты жмешься, Шавро? Нормальные пацаны к тебе заехали. Не надо их чморить...
– Ну не надо, так не надо...
– Все, хорош талы-талы разводить, а то, не ровен час, кандюки нагрянут. Давай, Шавро, гаси шухер и мужиков на место вертай...
Пятус кашлянул в кулак и, ни с кем не прощаясь, тяжелой походкой больного человека двинулся к выходу. Игнату показалось, что Шавро смотрит на пахана без особого почтения.
Смотрящий мог относиться к вору как угодно. Только слово его нарушить не мог. Поэтому Игната и его друзей оставил в покое. Но на свой берег не позвал. И братва бросала на них косые взгляды.
Мужиков вернули в койки. Блатные какое-то время о чем-то шептались между собой, затем тоже отвалили на боковую. В бараке установилась тишина. Но Игнату не спалось. И его друзьям тоже.
Игнат предложил выйти в курилку.
– Так нельзя же...
– Ну и хрена, что нельзя!
Он резко сорвался с койки, оделся. Лева и Вилли нехотя потянулись за ним. Дневальный попытался их остановить, но Игнат так глянул на него, что у того язык отнялся.
На улице было холодно. Но Игнат этого не замечал.