Мы – одна бригада
Шрифт:
– Ты чо как с цепи сорвался? – спросил Лева.
Он обнял себя руками – согревался.
– Поговорить надо. Не хочу чужие уши греть.
– Ну можно было в умывальник зарулить.
– А это не нарушение режима.
– Не понял, а зачем его нарушать?
– А вот захотелось!.. Последняя струна во мне лопнула!
– Какая струна?
– А последняя струна, на которой держалось мое уважение к закону... Все, ничего не осталось!.. Ты, Лева, сам посуди. Из школы меня поганой метлой погнали, а за что, за то, что моего батю за мокруху посадили. Я уже тогда изгоем стал. Менты меня из отцовской хаты выгнали. По беспределу! Никому не
Игнат жадно затянулся, отбросил в сторону «бычок». Властным движением руки осадил Леву, который хотел вставить слово. И продолжал:
– Не знаю, как вы, пацаны, а я завтра на работы не выйду... Я не хочу быть таким, как Губан. Но и мужиком быть не хочу... А ты, Лева, хочешь попадать под раздачу?
– Да я чо, лысый?
– А ты, Вилли?
– Да лучше сдохнуть стоя...
– То-то же, мы с вами не из той породы, чтобы на коленях жить... И еще один момент. Какого, спрашивается, хрена мы должны ишачить на государство, которое нас прокляло?..
– В киче сгноят, – Лева задумчиво почесал затылок.
– А это ты уж сам решай, идти за мной или нет?
– Братан, да куда ж я без тебя?
– Лева, это не разговор. Дело очень серьезное. Очень-очень. Если мы забиваем болт на работы, то должны стоять намертво. Если нас сломают, то даже мужики над нами смеяться будут. А про Губана я вообще не говорю. Еще и гноить начнет. А Пятус за нас больше не подпишется. Кто ж за фуфлыжников подписывается?..
– Пятус, странная какая-то кликуха, – заметил Вилли.
– Пятус, если по фене, это пять рублей, – объяснил Игнат. – Может, он когда-то по первой ходке пятерик у кого-то выиграл. Или еще что... Кликуха нормальная. А какие погремухи нам могут дать, если нас кум сломает... Чапланами какими-нибудь обзовут или чуханками... Лично я конкретно выпадаю в отрицалово. Это железно! И вам тоже советую. Пятус вас честными фраерами обозвал. Это уже круто. И пацанами он вас тоже называл. Это еще круче. Мы должны доказать, что мы на самом деле пацаны, а не мужики фуфловые. Чтобы Пятус нас реально признал, и чтобы братва к себе приняла. Тогда нормальная житуха будет. И вообще, лично мне воровская молитва улыбается. А от совкового закона меня тошнит... Ну так чо решили, браты?
– Я как ты! – после недолгого раздумья кивнул Лева. – Железно!
– Я как все! – твердо сказал Вилли. – Заметано!
– Ну будем держаться, братва!
Тем для разговоров хватало. Но нужно было идти спать. Скорее всего это их последняя ночь, которую можно провести в тепле и на чистой постели. Завтра их отправят в штрафной изолятор. Хорошо, если определят в один трюм, как в прошлый раз...
3
Они
Но, несмотря на покровительство самого Пятуса, Шавро не стал приближать к себе Игната, не признал в нем воровского пацана. Про Леву и Вилли говорить нечего. Смотрящий с легкой душой бросил их троих на съедение отрядному.
Получив очередной отказ, Шепелев распорядился отправить настырную троицу в штрафной изолятор. Друзей раскидали по разным камерам. Но это их не сломило. И по выходу из ШИЗО они снова забили на работы.
Шавро Игната не трогал. Но и не поддерживал. Упрямые новички оказались на положении «крутых парней». Так называли отрицательно настроенных заключенных, в принципе придерживающихся воровских традиций, но не ставших своими среди пацанов.
И снова друзьям обломилось пятнадцать суток кича. И снова им пришлось париться в разных хатах. И снова они положили на работы.
Похоже, Шепелев понял, что наказывать их бесполезно. Но и не стал оставлять в отряде вместе с «официально» признанными отрицалами. Он снова отправил друзей в мориловку, но в этот раз не стал препятствовать тому, чтобы их определили в одну камеру. Игнат воспринял это как маленькую победу. Хотя, надо сказать, радости было мало.
Жизнь в изоляторе не сахар. Заключенные содержались на голодном пайке, то бишь на пониженной норме питания. На обед хлеб и вода. На ужин вода и хлеб.
Но это еще полбеды. Угнетающе действовала вечная сырость. Не иначе здание штрафного изолятора строили изощренные садисты. В штукатурку специально добавлялась соль, чтобы стены всегда были сырыми. При нормальном строительстве между фундаментом и основанием здания всегда ложится гидроизоляция. Но при строительстве кича рубероид не клали нарочно. Для того чтобы стены беспрепятственно впитывали влагу из почвы. Для того чтобы арестанты как можно скорее зарабатывали себе чахотку.
Но Игнат стойко терпел тяготы и лишения. Лева и Вилли не собирались отступаться от своего слова.
Закончился очередной срок. И они снова вернулись в отрядный барак. Как здесь было здорово. Тепло, сухо, светло, чистое белье, мягкие одеяла. Лагерная столовая кажется рестораном. И на «промке» не так уж и плохо. За работой и время будет лететь быстрей, за выполнение плана отоварка в ларьке...
Но Игнат не поддался соблазнам лагерной жизни. И Лева с Вилли тоже готовы были держаться до последнего... Выглядели они неважно. Худые, изможденные, но в глазах стальной блеск. Шавро и его кентовка с интересом наблюдали за ними. Но в их взглядах сквозила неприязнь. Это означало, что «крутые парни» по-прежнему не вхожи в их круг. Судя по всему, братва была уверена, что завтра бригада «Игнат со товарищи» выйдут на работы.
Но их ожидания не оправдались. На следующий день все повторилось. И снова Игнат предстал пред капитаном Шепелевым. Рядом с ним замерли в ожидании Лева и Вилли.
– Что, снова в ШИЗО захотели? – устало спросил отрядный.
– Да уж лучше туда, чем на «промку», – так же устало ответил Игнат.
– Да ты на себя посмотри, Бурлаков! На кого ты похож? И ты, Авдеев, не лучше. А на тебя, Купавин, вообще смотреть страшно...
– Так мы ж не в комнату смеха идем, а в комнату ужасов, – мрачно усмехнулся Лева. – Будем ужасать друг друга...