Мы поднимались в атаку
Шрифт:
С крыльца легко сходит наш комсомольский секретарь Гриша Иваненков, одетый в неновое демисезонное пальто, стянутое армейским ремнем со звездой. Такой я привез с войны, и все три мои парня по очереди гордо носили его в школе.
– Смир-р-но! Товарищ секретарь горкома, сводный комсомольский отряд построен, чтобы следовать на сооружение линии обороны для защиты от врага родного Ленинска.- Чеканя сапогами шаг по асфальту, командир отряда - военный инженер подходит к Грише и громко рапортует, а тот, по-штатски отвернув ладонь, непривычно подносит руку к козырьку кепки. Потом командир делает отработанно-четкий полуоборот, пропускает Гришу, и они идут вдоль строя, всматриваясь в лица парней и девчат.
Доброе лицо секретаря сурово, под глазами тени усталости, но голос привычно-звонкий и твердый, его слышно даже в дальних углах двора.
– А-а, тринадцатая школа,- произносит он, останавливаясь возле меня,- я. как обычно, правофланговый.- Здорово, ребята, здравствуйте, девушки! Вот и потребовала вас боевая труба, а вы бегали в горком, беспокоились, что без вас война кончится. Дел и для ваших молодых крепких рук хватит. Не подкачаете, десятые классы?
Мы подтягиваемся и нестройно отвечаем, что на нас можно положиться, оправдаем доверие. Гриша кивает.
Бот он и сапер со шпалой и топориком в петлице обходят строй, останавливаются на середине двора.
– Всем подойти ближе,- доверительно говорит Гриша.
Когда мы окружаем его и командира, тот одергивает портупею, поправляет фуражку и начинает говорить - четко, по-военному лаконично:
– Враг сбрасывает на наши города и села фугасные, осколочные и зажигательные бомбы. Иногда фугаски не разрываются. Малейшее прикосновение к ним, даже езда на телегах и автомашинах поблизости могут привести к взрыву. Категорически запрещается трогать или переносить неразорвавшиеся авиабомбы, даже подходить к ним.
– А можно вопрос?
– звонкий нетерпеливый голос. Мы оборачиваемся, ищем глазами того, кто перебил командира. Не дожидаясь его согласия, парень в треухе торопится: - А если шмякнет слепая фашистская дура возле цеха? Или в квартиру влетит? А там рабочие. Или дети. Выходит, все, хана им? Де мы, заводские ребята, первые кинемся, вы уж извините, товарищ командир…
А что, разумно. Молодец! Нас учили всегда приводить на помощь человеку, который б беде.
Неожиданно командир, который говорил спокойно, рассудительно, взрывается:
– Я т-те покажу «кинемся»! К богу в рай вы кинетесь, пере-нос-чики! Не сметь! Смерть вы свою перенесете. Ишь какие настроения у них! Пора покончить с гражданским благодушием и эдаким лихачеством. У войны другие законы. Тоже мне герои нашлись!
– И, остывая, начинает терпеливо наставлять, как нашаливших юнцов: - О случаях неразорвавшихся бомб, о всех неизвестных предметах, сброшенных с самолетов врага, немедленно сообщать в исполкомы. До прибытия специалистов эвакуировать людей, а место нахождения оградить предупредительными щитами с надписью: «Минировано, не трогать!» Вот как надо действовать по-грамотному. А не тащить, черт побери, бомбу незнамо куда, незнамо зачем.
Нет, все же прав военинженер, а не парень с завода. Начинаю понимать, что в его лице (и, конечно, в лице тысяч других командиров) врагу противостоит наша сила - умная, дальновидная; что копится опыт войны, а на всякое действие фашистов вырабатывается не менее активное противодействие.
От этой мысли впервые за тягостные военные недели становится радостно, легко. Потому что навалившуюся на всех и на каждого самую тяжелую душевную и физическую ношу приняли на себя люди куда более испытанные, чем мы, школяры.
– Вы, товарищи, отправляетесь на оборонные работы в сельскую местность,- продолжает военинженер деловито, без запальчивости, и его не перебивают, слушают напряженно, стараясь не пропустить и слова.- Я не исключаю, что враг попытается сбросить и туда, где вы будете трудиться, воздушный десант. Что вы должны в данном случае предпринять? Ну-ка, кто скажет?
Он ждет - все молчат. Он не собирается посрамлять нас нашим незнанием - искренне хочет убедиться: знаем или нет. В рядах шевеление, все переглядываются, перешептываются, кто-то почесывает затылок. Военинженер, немолодой, лет сорока, собранный, внимательный, не выражает досады.
– Так!
– говорит он.- Понятно. Поясняю. Десанты бывают трех видов: парашютные, посадочный и комбинированные. Парашютистов легче всего уничтожить в воздухе - до или в момент приземления. Поэтому ваша задача в случае обнаружения вражеских самолетов, которые кружатся над полем, полянами, или лугами,- срочно сообщить об этом местным властям. Для предотвращения посадки фашистских самолетов на открытых ровных местах роют ямы, валят деревья, ставят подводы.
Холодком по спине то ли страх, то ли предчувствие - так реально представляю картину вражеского десантирования: бегут согнутые стреляющие фашисты, горят подожженные ими дома, лопаются от огня стекла, кричат люди…
– Если все же врагу удалось высадиться,- спокойный голос обрывает ленту, которую раскрутило мое воображение,- нужно усилить охрану и оборону всех объектов - дорог, мостов, линий связи и электропередач, телефонных и телеграфных станций, МТС. И сообщить властям, воинским частям.- Пауза. И: - Понятно?
– Понятно!
– отзываемся мы дружно, радостно: ясность, пусть трудная, тягостная, лучше неизвестности.
– А кто умеет управлять автомашиной, мотоциклом?
Вопрос смущает всех нас. Поднимается мало рук.
– Плохо!
– жестко подытоживает командир.- Наша недоработка… Так вот. Необходимо эвакуировать все виды транспорта в районе высадки десанта, чтобы лишить врага возможности воспользоваться не только автомашинами и мотоциклами, но и велосипедами, лошадьми.- Внезапно командир улыбается и с усмешкой спрашивает: - А кто из вас, горожане, сумеет запрячь лошадь? Ну-ка.
Мы молчим, и тогда он восклицает весело:
– Ну и я не умею! Так что не горюйте.- И все хохочут.- Будем учиться.
Я не сразу догадываюсь, что умный и опытный военинженер рассчитал психологически верно: разговор не подавил нас, а заставил призадуматься, шутка же повысила настроение.