Мы погибнем вчера
Шрифт:
Шестеро красноармейцев менялись через каждые пять минут. Очень уж тяжел был здоровяк Толя Бессонов – за центнер, а бойцы ослабли на похлебке из брюквы.
Немцы и сами особо не шиковали в котле, подчистую грабя местное население, а на пленных обращали внимание в последнюю очередь.
Но шли, почти бежали.
И успели.
Ритка, когда увидела носилки, даже не заметила незнакомых бойцов. Просто метнулась к ним с криком:
– Кто?
Но ее опередил хромающий Валерка, протирая на ходу
– Толик, Господи, да как же это, Толик, очнись! – Юра с дедом еле оттащили ее от раненого.
– Чего, знакомы, что ли? – поинтересовался долговязый красноармеец, натянувший пилотку до ушей.
– Знакомы, знакомы… Сейчас и с вами знакомиться будем, пока там дохтур колдует. Отряд! Становись! – рявкнул неожиданно Кирьян Васильевич.
И партизаны, и красноармейцы немного замешкались. Первые – совсем не привыкли, вторые несколько отвыкли.
– Рррняйсь! Смирррна! – Кирьян Васильевич прищурился, обходя строй.
Десять человек – это уже серьезно. Это уже отделение.
– Я – командир партизанского отряда унтер-офицер Кирьян Богатырев. Вопросы ко мне?
Красноармейцы недоуменно переглянулись. Долговязый поинтересовался:
– Это какой-такой унтер-офицер?
– Унтер-офицер, отделенный командир четвертого отделения четвертого взвода пятнадцатой роты сто двадцать четвертого пехотного Воронежского полка!
– Царской армии что ли? – долговязый презрительно ухмыльнулся. – Так нет уже царской власти, двадцать пять лет уж как нет.
– Не царской, солдат, армии, а русской. И команды вольно я не давал! Встать смирно!
Боец дернулся, опустив руки.
– Кто такой?
– Младший политрук Двадцатой стрелковой бригады Третьей ударной армии Долгих.
– А звать?
– Дмитрий.
– А как же ты, Дима, в плен-то попал?
Политрук помрачнел:
– Под Ватолино, зимой еще. Проверял боевое охранение. Разведка немецкая…
– Понятно. Разведка, значит… Так что ж тебя не расстреляли-то? Немцы жутко комиссаров не любят. Да и я не очень!
Долгих аж с лица сменился:
– Оно и понятно… Царская держиморда…
Юра с Ежом дернулись было, но дед резким жестом остановил их.
– Царская, царская… Так что не расстреляли-то?
– Так я в красноармейской форме-то был. Старая форма изорвалась, новую никак прислать не могли, вот звездочку не успел перешить на обычную. Да и документов не было с собой…
Один из бойцов хихикнул.
– Вот что, политрук, держать я тебя не буду. Хочешь – иди, куда глаза глядят. Оружие у тебя есть, в бою взял, молодец. Видел я как ты за нашим героем бежал. Иди, да в плен не попадай больше.
Политрук остался стоять в строю, переминаясь с ноги на ногу.
– Чего не идешь? Иди. Ты свободен.
– Разрешите… – слова Дмитрию давались с трудом. – Разрешите остаться?
– А чего так. Тебя же мое командование не устраивает?
Политрук молча взглянул на деда…
– Разрешаю, Дима. Но запомни раз и навсегда. У меня другого звания нет – унтер-офицер я. А, ежели, тебя смущает – просто командиром зови. Или дедом. Ребята вона уже привыкли – и подмигнул Рите. – И помни. У нас тут единоначалие. Безо всяких ваших комиссарских штучек. Понятно?
– Так точно! – вытянулся младший политрук.
– Ты? – обратился командир к следующему
– Старший сержант Олег Таругин! Танкист. Механик-водитель.
– Танков, пока что, не имеем, пехотой повоюешь.
– Придется, товарищ командир!
– Куда ж ты денешься-то… Ты?
– Рядовой Прокашев. Алексей. Пехота. Начал в Первом коммунистическом батальоне.
– Ух ты… Это еще кто?
– Ополченцы. Из студентов и профессуры московских университетов.
– Ишь ты… Профессор, значит?
– Что вы… Студент я. Философ. Третий курс.
– Ого! В плен как попал.
– На высотке оборону держали. Один я остался. И патроны кончились. Ну и…
– И руки в гору?
Прокашев виновато понурился.
– Правильно и сделал, – ответ унтер-офицера был неожидан. – Вот сейчас и отомстишь. Следующий!
– Мальцев я. Тоже Алексей. Рядовой тоже.
– Пехота?
– Ага… рядовой.
– Чего ага? Где служил?
– В пятьдесят девятой… В тех же местах, что и товарищ младший политрук. А в плен попал, когда в атаку шли. До первой траншеи дошли – чем-то оглушило. Очнулся – кругом немцы.
Мальцев ростом вполне оправдывал свою фамилию.
– Удобный у тебя для пехотинца рост. Все пули мимо. Хрен найдут. Ты?
– Сержант Колупаев. Павел. Десантник. Первая мобильная воздушно-десантная бригада.
– Где?
– Под Малым Опуевым. В марте. Контузило. Немцы подобрали после боя.
– Чего делать думаешь?
– Душить, сук голыми руками. Насмотрелся в плену, мама не горюй.
– Успеем еще. Потерпи. Ты?
– Ефрейтор Русов. Андрей, минометчик.
– Цыган, что ли?
– Почему цыган сразу? Не цыган! Русский я! Папа – молдаванин.
– Хм… Где служил?
– Двести первая Латышская стрелковая дивизия.
– Какая-какая?
– Двести первая. А что?
– Я не ослышался? Латышская?
– Ну да… Там половина латышей точно. Хорошо воюют, между прочим. А чего?
– Да так… В плен как попал?
– Контузило тоже… Очнулся – расчет лежит, миномет вдрызг. Пошел к своим – на немцев наткнулся.
– Понятно… Ну вот и познакомились, значится… Теперь слушай мою команду! Равняйсь! Смирно! Вольно… Мы идем на прорыв. К нашим. Вот этим четверым обязательно надо дойти до своих. Обязательно.