Мы пришли с миром
Шрифт:
— Живой? — поинтересовался кто-то, наклоняясь ко мне.
Сквозь туман в глазах я всмотрелся в лицо и узнал агента Севу. Все-таки прикрытие у меня было. Неизвестно только, каким образом меня здесь вычислили.
— Н-не знаю... — честно признался я.
— Интеллигенция... — фыркнул Сева, схватил меня за лацканы куртки и рывком поставил на ноги. — Не уверен он, видите ли...
— За что вы все ее так ненавидите?.. — спросил я по инерции.
— Кого? — удивился Сева.
— Интеллигенцию...
— За
— Дворник один...
— А! Родственная душа. Он — дворник, я — чистильщик... Идти сможешь?
Я медленно повернул голову и посмотрел на сидящего у двери сторожа.
— А... А он?
— Что — он?
— Жив?
— Через пять минут придет в себя. Идем.
Крепко обхватив за плечи, Сева повел меня прочь от стеклодувной мастерской. Однако я заартачился.
— Нехорошо...
— Что — нехорошо? — остановился Сева. — Блевать будешь?
— Не-э... Нехорошо его одного оставлять... — пробормотал я заплетающимся языком.
— Не переживай, он не один.
Я повернулся и увидел, что рядом со сторожем сидит лохматый беспородный пес и, поскуливая, активно вылизывает ему лицо.
«Очень злой пес...» — подумал я без тени иронии, вытирая со щеки собачью слюну.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Сева привез меня домой и завел в квартиру. Ни сил, ни желания препятствовать ему зайти у меня не было. Зрение расфокусировалось, меня поташнивало, и было не до того, чтобы обращать внимание на горящий в комнате свет.
Сева помог снять куртку, разуться, завел в ванную комнату, сунул мою голову под ледяной душ и держал до тех пор, пока в затылке не начало ломить от холода. Я застонал, но получился жалобный скулеж, как у Трезора. Жалко мне было себя, жалко Любашу, Оксану, жалко Андрея, его сына, жалко «злого» пса, жалко сторожа Егорыча. Всех жалко. Весь мир, кроме Иванова.
Выключив душ, Сева усадил меня на край ванны, вытер голову и, цокая языком, осмотрел шишку.
— Жить буду? — равнодушно поинтересовался я.
— Не уверен... — передразнил он меня замогильным голосом. — Разве что до утра.
— А потом?
— Вскрытие покажет, — обнадежил Сева.
Он поднял меня и повел в комнату.
Сидящего в кресле за журнальным столиком Иванова я воспринял так же равнодушно, как и сообщение о предстоящем «вскрытии».
— Приперлись... — пробурчал я, усаживаясь на тахту. — Незваные гости хуже татар...
— Почему же незваные? — вяло возразил Евгений Викторович. — Я к вам на обед напрашивался. Вот и коньяк, как обещал, принес.
На столике стояла бутылка коньяка и три больших коньячных стакана. О том, что в визите ему было отказано, Иванов промолчал, а я не стал напоминать. Себе дороже могло оказаться, к тому же все равно от них не отвертишься.
— А вот он, между прочим, — усмехнулся Иванов и указал пальцем на Севу, — на самом деле татарин.
— А вы тогда Соловей-разбойник? — не поверил я, потрогал шишку на голове и поморщился.
— Правда, татарин, — кивнул Сева. — Куда денешься... Могу паспорт показать.
— Знаю я ваши документы, — пробурчал я. — Видел ксиву одного Пидорова-Сетрова...
Внезапно в глазах у меня зарябило, накатила тошнота, и я ухватился за подлокотник тахты, чтобы не сверзиться на пол.
Иванов с Севой переглянулись.
— Тебе нехорошо? — спросил Сева.
— Ага...
Он взял со стола стакан, налил изрядную порцию коньяка и протянул мне.
— Выпей, тебе полезно.
Пить абсолютно не хотелось, тем более в их компании, поэтому я пригубил и хотел поставить стакан на стол, но Сева удержал мою руку.
— До дна, — строго сказал он, пристально глядя мне в глаза.
Взгляд у него был неприятный, гипнотизирующий, и я, сам не знаю почему, безропотно выпил.
— Дерьмо, а не коньяк, — поморщился я, ощущая во рту хинную горечь. — Вроде бы у вас солидная фирма, а пьете самодельный суррогат.
Евгений Викторович взял бутылку, повертел перед глазами.
— Прекрасный коньяк десятилетней выдержки, — сказал он. — А горечь во рту потому, что на дне стакана было лекарство. Снимает стрессовое состояние, повышает тонус, улучшает кровоснабжение мозга, активно способствует рассасыванию гематомы.
Я снова осторожно потрогал саднящую шишку на голове. Неужели Сева не подтрунивал надо мной, когда сообщал «диагноз»? Или это чистая профилактика?
— Что-то незаметно. Насколько знаю, против ушибов применяют примочки, а чтобы внутрь принимать — первый раз слышу.
— Вы еще многого не знаете, — саркастически усмехнулся Иванов. — Фармацевтические фирмы за это лекарство заплатили бы ха-арошие деньги. И вашим правнукам работать бы не понадобилось.
— Что вы, — пошел я на попятную, — я не против. Если панацея десятилетней выдержки...
— А вот здесь должен огорчить, — развел руками Евгений Викторович. — Побочным эффектом является полная нейтрализация алкогольного опьянения. Ящик коньяка сегодня выпьете и ничего не почувствуете.
— Ну спасибо! Вот уважили так уважили!
— Не за что, — заметил Сева. — Но насчет ничего не почувствуешь, шеф не прав. Ящик коньяка — это двадцать бутылок или десять литров. Если осилишь, всю ночь в туалет будешь бегать, и мочегонного не потребуется.
Продолжая стоять, он плеснул себе и Иванову в стаканы коньяку.