Мы с тобой Макаренки
Шрифт:
Если бы на месте Игоря был человек пожилой, много повидавший в
жизни, то он наверняка поостерегся бы говорить о любви таким тоном и тем более давать советы. Но Мартьянов – человек, не искушенный в жизни и говорит всегда то, что думает. Высшая из правд есть прямота, – думает он, и ему кажется, что поступает он всегда согласно этому золотому закону. При этом Игорь, конечно, не помнит, что Наташа до сих пор ждет от него откровенного письма. Правдивого письма.
– Подумай, Гриша, над моими словами, – голос у Мартьянова суровый. Игорю кажется, что именно таким голосом и надо резать правду-матку в глаза.
Митрич угрюмо смотрит на Игоря и столь же угрюмо роняет тяжелые слава:
– Не лезь в душу!
– Гришка…
– Отойди от меня, прошу.
Игорь больше не произносит ни слова и уходит. К Митричу- тотчас подбегает Лукьяиенко.
– Что ты надутый такой? – спрашивает он у Волкова. – Нахлобучку получил? Не дрейфь, со всяким бывает…
– Почему он таким стал? – поднимает Митрич на Жору печальные глаза.
– Кто? – не понимает Жорж.
– Да Игорь,.. Почему он таким стал?
– Каким? – недоумевает Лукьяненко. – По-моему, он парень ничего, – отвечает Жора и смотрит на Митрича непонимающими глазами.
Он действительно не понимает, почему задан вопрос. Да и сам Волков не совсем четко понимает смысл своего вопроса. Когда в обычные житейские дела вмешивается любовь, то многие понятные вещи становятся непонятными. Впрочем, часто бывает и наоборот.
Глава двенадцатая ФЛАГ В СТЕПИ
Огромная деревянная конструкция, в точности копирующая букву «А», покорно лежала у свежевырытого котлована. Игорь взглянул на нее, прикинул в уме вес и вздохнул, скрывая за вздохом многое. Его мучили мысли: " Сумеет ли бригада в темпе воткнуть тяжеловесную опору? Или все-таки придется дожидаться машины? "
Обычно опоры сложной конструкции устанавливаются специальными подъемными машинами, но сейчас такой не было. На тревожный звонок Игоря в Севастополь ответили; «… Все подъемные механизмы на строительстве горной троллейбусной трассы. Обходитесь собственными силами ».
Вот Мартьянов и старался обойтись «собственными силами». Другого выхода не было. План есть план, как ни крути, а выполнять его надо.
– Ну что там? – Игорь с трудом оторвался от своих дум, которые только чересчур горячий оптимист назвал бы веселыми. – Скоро фундамент будет готов?
Фундаментом монтажники называли деревянный брус-пасынок, который крепится к стойке опоры проволочным бандажом. Фундамент – очень важная часть опоры, и не будь его, огромный анкер мог бы опрокинуться от натяжения проводов или порывов ветра. Привязку фундаментов всегда поручали самым опытным монтажникам. Сейчас этим ответственным делом занимался Волков. На вопрос Игоря Митрич не замедлил ответить:
– На турецкую пасху будет сделано. Мартьянов не знал, когда наступает турецкая пасха, но ответом вполне удовлетворился. По совести говоря, он ему и не нужен был, этот ответ, – фундамент привязывался у Игоря на глазах, а сколько для этого потребуется времени, ему было известно.
Пока Волков колдовал над пасынком, Синельников, Лукьяненко и Снегирев подчищали котлован. Жорж по привычке зубоскалил:
– Да, товарищ Птичкин-Снегирев, дал ты тогда класс… – Жора вздохнул и покачал головой.
– Какой класс? Когда? – осторожно спросил Снегирев, ожидая подвоха.
– Как? Забыл уже!-воскликнул Лукьяненко.-Помнишь, как ты подпоил меня однажды? Тебе тогда еще сэр Синельников по мозгам дал?
– Пошел бы ты к черту, – засмеялся Снегирев.
Лукьяненко счел нужным возмутиться:
– Олег! Олег! Ты слышал, этот юноша послал меня к черту?!
– А куда бы ты хотел?! – полюбопытствовал Синельников.
– Ага, – зловеще протянул Лукьяненко, – ага, значит и ты, Олька, настроен против меня?! – Жора выпрямился и заправил в штаны
выбившуюся рубаху. – Рогатки ставите на моей ясной и прямой дороге?
– Это твоя-то дорога прямая и ясная?! – удивился Синельников.
– А то чья же!
– Ха!
– Без «ха», пожалуйста. Я, Оленька, артист. Уточняю – артист…
– Погорелого театра, – добавил Снегирев и прибил рукою свои волосы-антенны.
Лукьяненко тотчас повернулся к нему и, саркастически улыбаясь, сказал:
– Сомневаетесь, товарищ Птичкин? Хорошо! Я предоставлю вам возможность убедиться в этом, – и, выпрямляясь, добавил, – завтра же! А вы, – повернулся он к Олегу. – Синельников, кажется, ваша фамилия?
– Ну Синельников, – согласился Олег.
– Так вот, товарищ Синельников, я, конечно, преклоняюсь перед вашими могучими ручками, перед вашим неиссякаемым комсомольским авторитетом, но и вам, товарищ комсомольский бог, не понять моей сложной артистической натуры. Я, Оленька…
– Ты на лопату-то не забывай нажимать,- перебил его Синельников, – а то на языке далеко не уедешь.
Лукьянанко хотел что-то ответить, но в это время над ними раздался бас Волкова:
– Эй вы, говорящие экскаваторы! Кончай трепологию, фундамент подвязан. Вылезай!
… Острия ухватов врезались в дерево, выдавливая креозот. Анкерная опора, вздыхая металлическими сочленениями, медленно оторвалась от земли и остановилась в нерешительности, словно обдумывая, подниматься ей выше или по-прежнему оставаться на земле. Но обратного пути для нее не было, к анкер, поколебавшись, поднялся еще на сантиметр.
Игорь продолжал командовать. От четкости команды зависело многое:
– Мало-помалу вира-й! Синельников, Лукьяненко, уприте ухваты в землю, экономьте силы!
Поколебавшись, анкер вновь поднялся на несколько сантиметров.
– Волков! Снегирев! Наперехват! Не зевай… И… раз… и два… и три… – улетали в зной степи слова команды. – Мало-помалу… и… раз…
Нещадно палит солнце – наверное, синоптики отметили, что за последние двадцать лет такой температуры воздуха здесь не наблюдалось. Mapакутский ветер вместо прохлады обжигает, а если бы сейчас пошел дождь, то это бы, наверное, был кипяток. Все живое спряталось в тень, лишь монтажники заняты своим делом да высоко, в неестественной синеве неба, лениво парит степной орел, выискивая жертву. От пота лица монтажников блестят, словно смазанные вазелином.