Мы с тобой Макаренки
Шрифт:
Игорь на секунду остановился, словно размышляя, к кому первому идти, и, решившись, направился к Лукьяненко.
…Лукьяненко сидит прямо на земле, облокотившись о столб. Он читает Наташино письмо. Который раз он его перечитывает, и ему кажется, что он знаком с этой девушкой по крайней мере целую вечность. Ее деловые, суховатые письма звучат для Жоры музыкой. Еще бы, ведь идет разговор о театре. Всерьез!
«…недавно посмотрела в Драматическом «Четвертый» Симонова и Володинскую пьесу «Моя старшая сестра». Вещи совершенно разные. И оба раза я ждала гораздо большего. В «Четвертом»
Ушла из театра и думала: в чем дело? Игра? Не совсем ровная, правда, но – хорошая в общем. Потом, знаешь, сама собой всплыла аналогия. Ты смотрел фильм «Мир входящему»? Он волнует, и очень, но… В тот раз я довольно скоро поняла, в чем это «но»: у этого фильма другой адрес. Его надо показывать немцам. А «Четвертый» надо показывать американцам. И то и другое страшно агитирует за мир. Надо ли нас за мир агитировать?
Что касается «Старшей сестры», тут дело сложнее. Пьеса в двух актах. После первого во мне бушевал океан страстей: это целый фейерверк проблем, мыслей, чрезвычайно смелых, очень острых и до того современных, что хотелось закричать: «Да, да, это же именно так, черт возьми! И у меня так!» И вдруг… Вдруг мы отключились и перестали понимать, что происходит. Действие катилось себе дальше, а мы остались на полустанке последней драматургической находки. А какая великолепная была заявка! И какая тонкая, талантливая игра актрисы – главной героини…
Кстати, постановка обоих спектаклей – великолеганая. У Товстоногова бездна вкуса: все предельно выразительно, но лаконично и строго… Послать бы наших, севастопольских, немного поучиться…»
Странно все-таки получается: до получения этого письма Жора имел совершенно иное мнение об этих спектаклях.
«Старшую сестру» и «Четвертый» Жора принял целиком и полностью со всеми плюсами и минусами. Впрочем, минусы он еще не научился различать. И только сейчас, перечитывая Наташино письмо, он удивился тому, что вполне разделяет ее точку зрения. Он мысленно возвращается к спектаклям и видят их вновь, видит по – Наташиному.
«…в «Комедию» не попасть. Особенно на «Веселого обманщика ».
Не может попасть в «Комедию». Жора уверен, если бы он сейчас был в Ленинграде, он бы обязательно достал билеты на «Веселого обманщика». И они бы с Наташей…
– Читаешь? Я его поставил на изоляторы, а он вместо дела письма читает, – притворно возмутился Мартьянов, неожиданно, во всяком
случае для Жоры, появляясь около лежащего столба.
От неожиданности Лукьяненко вздрогнул, но не растерялся и ответил с достоинством:
– Не читаю, а перечитываю, Игорь Николаевич. Вместо отдыха. Положен пролетариям отдых ?
– По твоей конституции положен.
– Не по моей, а по Конституции Союза Советских Социалистических…
– Тоже положен, – засмеялся Игорь, – не смею спорить. От бати письмо получил?
– От Наташи Скворцовой, – деланно равнодушно произнес Жора, – знаете такую девушку?
– От Наташки?! Ну?! – притворно удивился Игорь, делая вид, что ему ничего неизвестно о существовании письма.
– Вот вам и ну! – торжествующе произнес Лукьяненко. – Между прочим, тут и про вас написано. Прочитать?
– Конечно.
Жорж выбрал, как ему казалось, соответствующую для чтения позу и прочитал, выделяя голосом наиболее яркие места:
– «…а этому шухбму шухарЮ скажи…» – Это про вас, Игорь Николаевич.
– Читай, читай, – перебил его Игорь, – не отвлекайся.
– «… а этому шухбму шухарю скажи…»
– Это ты уже читал, – поторопил Мартьянов, – переходи дальше.
Но Жора не собирался спешить. Он еще раз с выражением прочитал «шухого шухаря» и спрятал письмо в карман.
– Дальше я расскажу своими словами… Обижается на вас Наташа, Игорь Николаевич. Сколько времени от вас ни духу ни слуху.
– Так ведь некогда, ты сам видишь, – стал оправдываться Игорь, – ты ей напиши, что…
– Я вас покрывать не собираюсь, – не совсем вежливо перебил его Жора. – «Некогда!»
– Лучше уж скажите, что не хотите писать. Только надо сказать об этом прямо, а то ведь девчушка ждет…
…Волкова Мартьянов застал За странным Занятием. Волков гонялся за куропатками. Коричневые птицы удивленно косятся на своего преследователя, а когда тот пытается схватить одну из куропаток за крыло, лениво отбегают в сторону, и снова лукавые черные точки с любопытством следят за пыхтящим человеком. От бега Митрич дышит, как паровичок средней мощности.
Перед ним, словно из-под земли, появился Мартьянов и, смеясь, сказал:
– Развлекаешься? Теперь я знаю, с кого Лукьяненко берет пример.
Митрич увидел Игоря и весь как-то съежился. Создалось впечатление, что он даже поубавился в росте.
– Чего тебе? – хмуро выдавливает он из себя.
– Птичек ловишь? – Игорь старается не замечать, каким тоном с ним разговаривает Волков. Мало ли что с ним могло случиться! Может, голову солнцем напекло.
– Ловлю. Нельзя, что ли?!
– Нет, почему же, наверное, можно. Я не охотник и правил не знаю.
– А раз не знаешь, то и не лезь, – грубит Митрич.
Игорь вчера по чисто служебным делам заходил в палатку к Светлане и был там не меньше, чем полчаса. Может быть, поэтому так раздражен сейчас Митрич?!
– Что с тобой, Гришка? – Мартьянов недоуменно пожимает плечами. – Не с того бока проснулся?
Со мной ничего. Что со мной может случиться? На себя лучше посмотри, – советует Митрич.
– Гришка, я тебя не узнаю. Давай начистоту, – решительно говорит Мартьянов. – За последнее время ты стал раздражительным, избегаешь почему-то меня. В чем дело, скажи!
– Тебе до меня дела нет. Говори, чего пришел? – уклоняется от ответа Волков.
– Влюбился? – ставит Мартьянов вопрос ребром.
– Это мое личное дело, – отвечает Митрич, а про себя думает: «А сам-то ты для чего к Светлане в палатку захаживаешь, по каким,
интересно, производственным вопросам?»
– Эх, Гришка, Гришка, закрутит она тебе голову и бросит. Ей не привыкать в любовь играть. Постарайся выбросить ее из сердца,
пока не поздно. Как другу говорю: забудь ее, – убеждает Игорь Волкова.