Мы с тобой Макаренки
Шрифт:
– Да. Хороший, – соглашается Светлана. – Значит, вы будете завтракать? Я кофе сделаю.
– Потом, потом, – говорит Игорь и торопливо уходит в палатку. За ним заходит Лукьяненко.
Чтобы они сейчас ни сказали друг другу, но сегодняшний день для них обоих будет одинаково испорчен.
Глава десятая ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО Н. СНЕГИРЁВА
.
На большом куске прессшпана Синельников аккуратно вывел саженными буквами:
СЕГОДНЯ
Повестка дня:
1. Разбор персонального дела Н. Снегирева.
2. Разное.
Подошел Лукьяненко и внимательно прочитал написанное.
– Значит, решили всё на Кольку свалить? – спросил он.
Синельников усмехнулся.
– А ты бы хотел, чтоб на тебя? Помоги лучше прибить объявление, – и он протянул Жоре молоток. – Вот сюда бей. По гвоздю.
Гвоздь с одного удара вошел в бревно.
– Умеешь, – похвалил Синельников, – чувствуется сила.
Но Лукьяненко отмахнулся от похвалы и на полном серьезе попросил Синельникова:
– Слушай, Олег, а нельзя ли это дело как- нибудь замять?..
– Как замять? – не понял Олег.
– Ну отвести, что ли, – пояснил Жора, – чтоб не мучили Снегирева на собрании, ведь он ни в чем не виноват, я говорил Мартьянову.
– А он что? – поинтересовался Синельников.
– Он говорит, как решит Олег, то есть ты.
– Не во мне дело, пойми, Жора. Просто в жизни существует закон: что заслужил, то и получай. А Колька – комсомолец, с него двойной спрос, не то что с тебя… Но Лукьяненко, как будто не слышит и продолжает упрямо твердить:
– Снегирев ни в чем не виноват. Снегирев…
– Вот и скажи об этом на собрании, – перебил его Олег, – может быть, учтут.
– Так я же не комсомолец, мне на собрании нечего делать.
– Ничего, собрание открытое, ты тоже можешь на нем присутствовать, – сказал Синельников.
К началу собрания Лукьяненко, конечно, опоздал – подвели часы. Но его за это никто не упрекнул. Больше того, встретили его очень приветливо. Синельников прервал свое выступление на полуслове и вежливо попросил:
– Прошу садиться. Ребята, сообразите Жоре место.
Монтажники потеснились и освободили местечко на кровати.
Синельников продолжал прерванное приходом Лукьяненко выступление:
– …тут было много различных мнений, а я скажу так: слабодушным человеком оказался Снегирев! Я приношу свои поздравления Жоре
Лукьяненко и искренне восхищаюсь его победой, одержанной над комсомольцем.
Синельников отыскал глазами Лукьяненко. Жора, не зная, как ему принять зту похвалу, встал, натянуто улыбнулся и поклонился.
– Нашел кого хвалить! – возмущенно сказал Мартьянов.
– Прошу не перебивать выступающего, – Синельников постучал карандашом о стакан строго посмотрел на Игоря. – Тут некоторые кое-чего недопонимают, – кивок в сторону Мартьянова, – давайте разберемся вместе: Жора вполне заслужил похвалу, я утверждаю это с полной ответственностью. Обратимся к фактам. Факты говорят вот о чем. Есть у нас комсомолец Снегирев и не комсомолец Лукьяненко. Кто такой Лукьяненко, мы, примерно, знаем, а вот Снегирев нам открылся сейчас с совершенно новой стороны. С некрасивой стороны. Он оказался слабеньким человечком. У меня нет сейчас уверенности в том, что Снегирева нельзя склонить к любому темному делу. А Жора…
Тут уж не выдержал Митрич и пробасил на всю палатку:
– Это слишком! Колька – парень проверенный. Не один год вместе. Я Кольке верю, как самому себе.
Мартьянов поддержал Митрича:
– Я тоже надеюсь на Снегирева. Случай пьянки у него впервые, и я думаю, что в дальнейшем с ним такого не повторится. А вот о
Лукьяненко мне бы хотелось здесь поговорить…
Синельников спокойно выслушал и Митрича, и Мартьянова, но, когда они кончили говорить, продолжал как ни в чем не бывало:
– …Лукьяненко не комсомолец, прошу не забывать. Лукьяненко не может делить ответственность с…
Жора вскочил а нервно закричал:
– Почему это я не могу?! Я могу! Вместе с Коль… со Снегиревым…
Синельников знаком предложил ему сесть и продолжал:
– …не может делить ответственность наравне с Николаем Снегиревым. Если Мартьянов найдет нужным, пусть он накажет Лукъяненко в административном порядке.
Синельников, как опытный лоцман, вел собрание по единственному, ему одному известному, руслу.
– Правильно! Пусть накажет, – снова вскочил Лукьяненко. – А то что же получается, в самом деле?!
Синельникову вновь пришлось прибегнуть к помощи карандаша и стакана.
– Товарищ Лукьяненко, если вы будете мешать вести собрание, то придется вам покинуть палатку.
Жора сел и опустил голову. Он не хотел уходить, он хотел знать, к какому же все-таки решению придет собрание. Это было первое в его жизни собрание, с которого он не хотел уходить.
Олег взглянул на сгорбленную спину Лукьяненко, и ему стало жалко парня. Синельников примерно понимал его душевное состояние – ведь Жора привык к постоянным головомойкам, как привыкают к курению, привык к тому, что его постоянно за что-то ругают и за что-то наказывают. А тут, вроде бы, его даже пытаются похвалить, выставить героем. Но «герой» не желает воспринимать похвал. Такие похвалы могут радовать только отпетых негодяев, такие похвалы скорее всего напоминают пощечину, полученную публично.
– Я предлагаю, – Синельников оглядел притихших монтажников, и в его глазах на миг появилась хитринка, но только на миг, появилась и тут же исчезла. – Я предлагаю вынести Николаю Снегиреву строгий выговор.
Никто не сказал ни слова. Синельников вздохнул и приступил к голосованию.
– Кто за то, чтобы вынести Снегиреву строгий выговор, прошу поднять руку.
Не поднялось ни одной руки.
– Кто против? Один… два… три… четыре… единогласно.
Комсомольцы не утвердили выговора Снегиреву – все обошлось словесным внушением. Синельников вместе со всеми голосовал «против», по-видимому, забыв, что он сам предлагал строгий Еыговор. А быть может, в этом была своя политика?! У секретаря комсомольской организации всегда должна быть своя политика!