Мы с тобой Макаренки
Шрифт:
Врываются к девушке и грубят. Нахалы! Невежи!
– Это мы – нахалы? Мы – невежи?! – возмутился Синельников. – Ну уж, извини, пожалуйста, нас. Ты спишь до обеда, а мы работаем, и вдруг мы – нахалы. Ты оставила утром всю бригаду голодной, а мы оказались грубиянами и невежами. Нет, уважаемая, как ты не
крути, а выходит, что ты и есть самая настоящая нахалка и грубиянка вдобавок.
Речь, произнесенная Синельниковым, целиком и полностью относилась к Скрипичкиной. А Лукьяненко казалось, нет не казалось, а он всеми своими печонками-селезенками
Ведь и у него были случаи невыхода на работу. Он еще тогда пожаловался, что «схватило живот». Ребята поверили. Ребята-то поверили, ко сам-то он знал, что никакой живот у него не болит, а просто так – захотел и не вышел на работу.
Ну, а если даже когда и выходил, то тоже не переламывался. Действовал по принципу – «где бы ни работать – лишь бы не работать».
Лукьяненко, сжимая одной рукой поварешку, прислушивался к словам Синельникова и мысленно давал ему оценку: «Вот тебе и на! А прикидывался тихоней – слово в час. Он, оказывается, не только руками может…»
Лукьяненко оторвался от своих мыслей, когда услышал разгневанный голос Жозефины:
– Я – нахалка?! Ну и пусть я нахалка.
Можете топать отсюда подобру-поздорову. Чего пристаете к нахалке?!
– Нет уж, коли мы пришли, то так скоро не уйдем, – твердо сказал Синельников.
Лукьяненко посчитал своим прямым долгом вмешаться, чтобы прояснить обстановку.
– Мы будем тебя пичкать едой, как гусыню перед убоем. Чтобы ты не .похудела по причине отсутствия харчей. Садись, мадам, на кровать и приступим к завтраку. Если я не ошибаюсь, – вежливо осведомился Жора, -это у вас сегодня первый завтрак?
– Первый, – растерянно подтвердила Светлана.
– Вот я и говорю… Хлопцы! Очистите место. Будем кормить больную. – Монтажников, как ветром маракутским сдуло с кровати, на которой они успели расположиться. – Поняла?- улыбнулся Лукьяненко Скрипичкиной.
– Частично, – заулыбалась Светлана в ответ и ехидно спросила: – Уж не с ложечки ли
вы меня собираетесь кормить? Вот здорово-то!
– Скажи, какая проницательная, – восхитился Жорж, – только небольшая поправка: не с ложечки, а с поварешечки, – и он протянул
Светлане разливную ложку, до краев наполненную щами.
Ложечка, пожалуй, для меня немного великовата, – стреляя в ребят глазками, на всякий случай кокетничала Светлана. Ей еще неприходилось бывать в Подобных переделках, и она попросту не знала, как себя нужно вести.
– Ничего,- ответил на это Синельников,- мы поможем тебе ее приподнять. Садись. – И он положил свою железную ручку на Светла-нино плечо.
Светлана ойкнула и села на кровать.
– Руки-то попридержи, не распускай, – вспомнила она лексикон своей матери, старшей Скрипичкиной, – а то свободно туфлей по роже
могу дать. Ищь кормильцы-благодетели! Катитесь из моей палатки к чертям
– Извините, – вновь вмешался Лукьяненко и поклонился Жозефине, – ваше замечание, уважаемая сеньора, мы учтем. Сэр Синельников немного погорячился в деталях, но в общем он
прав. Нас, монтажников, надо кормить, и тогда
мы будем хорошие. А сейчас мы тебя будем кормить, и ты тоже будешь хорошая.
Лукьяненко протянул Светлане черпак, до краев наполненный щами, но она оттолкнула его, и щи вылились на платье.
– Креп-марокен попортили, паразиты, – взвилась Светлана, – а ну катитесь отсюда!
– Не надо психовать, – ласково уговаривал ее Лукьяненко, – покормим и уйдем. Ротик, ротик не забывай открывать.
Светлана сопротивлялась, как могла. Синельников со Снегиревым держали ее за руки, а Жорж пытался положить ей что-то в закрытый рот. У него это, надо прямо сказать, получалось неважно. Светлана твердо решила – лучше умереть с голоду, чем проглотить хоть крошечку из их рук.
Когда полведра было вылито на платье, вбежал Волков, отобрал у Лукьянекко ведро, при этом не совсем вежливо толкнув его в бок, и тем самым прервал эту неприятную процедуру.
Волков был страшно зол, и монтажники, ни слова не говоря, но с завидной согласованностью и быстротой стали покидать палатку.
Им больше ничего не оставалось делать. По лицу Митрича было нетрудно догадаться, что он пришел сюда не стихи читать.
– Хамовье! – кричала Жозефина вслед ребятам. – Платье попортили, хамы!
На что Синельников вполне миролюбивым тоном сказал, держась, однако, на приличном расстоянии от Волкова:
– Мы тебя теперь всегда будем кормить с ложечки. Ты нас кормить отказываешься, а мы тебя нет. Так что будь готова ко всему.
А Лукьяненко добавил (он хронически не переваривал, когда не за ним оставалось последнее слово):
– Богу ты должна молиться, Жозефина. Ценить нашу чуткость. Без нас пропадешь…
К Лукьяненко подходил Волков. Жоржу почему-то не захотелось разговаривать с ним сейчас. Он поспешил прокричать побыстрее прощальные слова:
– Тренируй челюсть, Жозефинка. Жди нас к ужину. Непременно придем. Покедова. Бонжур.
Волков прибавил шаг, и Лукьяненко исчез …Ужин Волкову помогала варить Светлана. Должно быть, она почувствовала улучшение в здоровье и тягу к поварской практике.
Надо отдать должное, ужин получился очень вкусным, и большая часть похвал неожиданно перепала на долю Скрипичкиной.
«Невежи» были не злопамятны, они хвалили все – гуляш, кофе и даже хорошо пропеченный хлеб, приписывая Светлане, по доброте своей, заслуги поселкового пекаря.
Светлана сияла, она тоже сменила гнев на милость и уже успела простить «хамам» испорченный креп-марокен.
Все ж таки «хамы» были неплохими людьми и умели разбираться в пище. В свободное от работы время они были великими гастрономами.