Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
— Ты никогда не выглядела...ну знаешь, влюбленной.
— Я... — Ли смотрела на меня пару секунд, затаив дыхание, а затем фыркнула и отвернулась. — Я больше не хочу видеть тебя таким. Однажды окажешься в какой-нибудь глуши полумертвым, Кайл. — тихо проговорила она. — Прекрати это дерьмо, пока я не сдала тебя соц-педагогу.
Ли повертела бутылек капсул у себя в руках и спрятала себе в карман.
— Да уж, умеешь ты запугивать, — я покачал головой в притворном испуге.
— Бог, должно быть, ненавидит нас? Если все-таки существует. — спрашивала Ли.
Мы уже сидели на потрепанном диване, стоящем на веранде. Ли положила голову мне на плечо, прижимаясь ко мне своим миниатюрным трясущимся от холода телом.
— М-м? — по обычаю четко сгруппированные мысли в моей голове вдруг разлетелись в разные стороны и сосредоточиться на чем-то одном стало неимоверно трудно. Нейроны у меня в мозгу полопались и отказывались возобновлять свою работу.
— Ну ты знаешь, может, он просто запихнул нас всех в черный список? Как мистер Луиз, когда я в Фейсбуке кинула ему ссылку на сайт знакомств для геев.
— Кстати, он там нашел себе замечательного бойфренда.
— Кажется, у них свадьба в январе...
Глаза подруги смешно скосились, она начала играть с рукавом моего пиджака, крутя его из стороны в сторону.
— Ты что-то там про бога говорила. — напомнил я.
— А, ну да. Ты сам рассуди, мы обращались с Иисусом, как с куском дерьма, грешили, не молились, перестали приносить в жертвы девственниц. Мы теперь в глубокой заднице, друг мой. Нас никто не любит. Мы Бангладеш.
— Бангладеш?
— Да, такое проклятое место между Индией и Бирмой, где у всяких старперов оранжевые бороды.
Я засмеялся. Меня смешила Ли. Ее тонкие, неуклюжие пальцы, пытающиеся обхватить мое запястье, которое казалось длиной радиуса Земли. Меня смешил дым, весело петляющий из конца сигареты, которую я держал между пальцев левой руки. Меня смешила жизнь, которая пару минут назад имела гораздо большее значение, чем сейчас.
Повисло молчание. А затем:
— Кайл?
— М?
— Ничего.
Мы с Ли справлялись по-особенному. Могли говорить часами, а иногда хватало всего пары взглядов, чтобы все встало на свои места. Могли смеяться до слез или истерического припадка, а могли просто молчать в тишине, которая была для нас легче воздуха.
Я поймал застывшую в воздухе маленькую ладонь Ли и заключил ее в свою, слегка сжимая. В этот момент она была для меня самым дорогим человеком на свете. Ее лицо было так близко, меня обволакивал до боли знакомый запах. Я не мог думать в этот момент. Эти таблетки действительно забрали из меня все живое, и мне нужно было действовать, чтобы что-то почувствовать.
Наклонившись к губам Ли, я осторожно поцеловал ее. Это не было похоже ни на что, ни на действие таблеток, ни на пьяный угар — это какой-то природный импульс, который невозможно объяснить. Ли застыла рядом со мной,
Только отстранившись, я понял, что вообще наделал.
— Черт, Ли, извини, — застонал я, откидываясь спиной на спинку дивана.
— Все в порядке, — прошептала она.
— Я все испортил. Я такой осел. — сокрушался я. — Врежь мне. Пожалуйста. Сделай хоть что-нибудь.
Мы с минуту сидели неподвижно и безмолвно, словно мир застыл, сжав нас в мертвых тисках. Ли первая набралась смелости пошевелиться. Нет, она не заехала мне по челюсти. Вместо этого она заключила мое лицо в свои ладони и посмотрела мне в глаза.
— Все нормально.
— Нет, нихрена это не нормально, — сморщился я.
— Я все понимаю. — она погладила мои щеки большими пальцами. — Но я...
— Ты заслуживаешь большего.
— Я хотела сказать, «не хочу заразиться герпесом», но да, так тоже сойдет. — она улыбнулась.
Клянусь, это была самая вымученная улыбка из всех, что я у нее когда-либо видел.
Улицы Сэинт-Палмера уже плавно начинали скрываться в тени, когда я вразвалку, спотыкаясь на каждом шагу, плелся по обочине до дороги, расплывающейся у меня перед глазами, и доканчивал бутылку виски в правой руке. Остаться ночевать у Ли я бы в любом случае не смог, во-первых, я повел себя как скотина, когда полез к ней целоваться, и во-вторых, родители у нее, как и моя тетя Лилиан, тоже давным-давно ударились в религию, а значит — место у Ли в кроватке — неподступная святыня. Подруга великодушно посадила меня на автобус (она была не в курсе, что я до этого стащил полупустой «Джеймесон» из ее заначки).
Мой отравленный всем, чем только возможно, мозг перепутал остановки, и мне, как полному кретину пришлось топать до дома пешком добрых два квартала, напевая под нос старую песню Селены Гомез.
— Кто сказал... — заплетающимся языком солировал я. — Кто сказал, что ты не идеальна...кто сказал, что ты не красивая, кто сказа-а-а-ал... — я снова отпил ирландского виски и продолжил петь дальше, на этот раз еще громче.
Пару раз рядом со мной останавливались машины, в одних сидели знакомые, которые здоровались со мной и снимали мои пьяные саркастичные ответы на камеру, в других оказывались извращенцы, которые спрашивали за какую сумму я устрою им приват-шоу. Надо сказать, один из таких типов выглядел очень даже презентабельно и предлагал такую сумму денег, что я почти согласился, пока не бросил взгляд на противоположную сторону улицы.
Вы же уже знаете, что Лилиан с придурью и верит во всякие вещи типа кармы и реинкорнации, у нее даже время от времени выявляются какие-то пантеистические взгляды на жизнь, и мне не остается ничего другого, кроме как мириться с этим.
Но Лилиан также верит в судьбу. Фатализм — ее тема: если что-то случилось — то оно должно было случиться, как предопределенная неизбежность бытия. Но Судьба — неустойчивое понятие. И Судьба — такая чертова сучка, она любит выкидывать один и тот же фокус по несколько раз. В тот день она сыграла со мной злую шутку.