Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
Очень не хотелось портить этот момент. Но что поделать. Меня стошнило.
Примечания к главе:
(*) Госфорд-парк — исторический детектив режиссёра Роберта Олтмена, вышедший на экраны в 2001 году.
Глава 9.
Спустя пару дней, вечером я сидел в столовой. Большой обеденный стол был завален кучей конспектов и учебников, на которых восседал мой открытый ноутбук, но взглядом я сверлил не реферат по истории, а буклеты, каталоги и анкеты различных университетов,
Я утопал в брошюрах. От маленьких вузов, находящихся неподалеку, до Нью-Йоркского университета, Колумбии, Принстона и Пенсильванского университета.
Просматривая присланные рекламки, я понимал, что в каждой из них кусочек моего потенциального будущего. Вот в этом общежитии мне, возможно, придется жить через год, вот в этом кампусе у меня могут проходить лекции, а вот эта злая старая леди может оказаться деканом моего университета.
От вереницы разноцветных бумажек у меня почти началась мигрень. Я массировал виски, когда в столовую вошла Лилиан.
— Делаешь уроки? — она погладила меня по макушке.
— Ну почти, — я указал на груду брошюр. — Мне пора определятся. Лоуренс готов покромсать меня на кусочки за то, что я в числе последних заполняю бланки на поступление.
Лилиан выдала задумчивое «хм» и резко двинулась к верхнему шкафу на кухне. Наши столовая и кухня были совмещены, поэтому тетя все еще была в поле моего зрения. Она достала с полки вино, наполнила себе полный бокал и вернулась ко мне.
— Что-то случилось? — спросил я, указывая на вино.
За бокал кьянти Лилиан берется в случаях исключительного счастья или же безмерного горя.
— Тебе обязательно поступать в колледж? — сделав пару глотков, произнесла она.
— Нет, если ты хочешь, чтобы я жил на пособие по безработице и умер от алкоголизма лет в сорок пять.
— Ты же такой умный, Кайл, чему еще тебя смогут научить? Ты умнее любого профессора Гарварда.
— Мир — странная штука, Лилиан. Для того, чтобы все поняли, какой ты умный, нужно сначала немного побыть тупым.
Я развеселился, надеясь, что Лилиан сменит свое мученическое выражение лица.
— И зачем тебе наука? Я имею в виду, ну что она тебе даст? Посмотри на своего отца, он уже седеет! А Джордано Бруно? Бедолагу сожгли за то, что он сказал, что Солнце вращается вокруг Земли. Наука до добра не доведет.
— Во-первых, папе уже под полтинник, Лилиан, ему положено седеть. Во-вторых, Джордано Бруно сказал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, так что хватит с тебя вина на сегодня. — я забрал бокал из ее рук. — И в-третьих, я не годен ни на что, кроме науки. — почему-то это прозвучало так, словно страдаю крайней степенью инвалидности. — Это единственное, что приносит мне радость.
Лилиан была довольна тем, что я снова сел на антидепресанты. Ей почему-то было спокойнее от осознания того, что мое душевное состояние контролируют таблетки.
Потому что лучше мириться или же бороться с моей депрессией, чем с алкоголизмом.
—
И тут до меня дошло.
— Лилиан, — я взял ее руку в свою, — ты же понимаешь, что я не могу остаться с тобой навечно? «Хорошая жена» скоро закончится, и у нас не останется общих тем для разговора. Мне нужно будет уехать — это решено.
Не знаю, кому больше предназначались эти слова, тете или мне.
Я посмотрел в ее светло-карие, почти золотистые глаза, надеясь увидеть в них что-то вроде понимания.
— Да, конечно, — она втянула в себя воздух. — У меня, наверно, один из этих срывов, не обращай внимания Я просто выпью ромашковый настой и пойду спать. — она попыталась улыбнуться.
— А мне нужно доделать задания.
Я взял со стола ноутбук и бланки анкет, чтобы заполнить их в комнате, и направился к лестнице.
На следующий день в Саттер-Хилл был марафон документальных фильмов, посвященных подросткам-суицидникам. Это было актуальнее, чем прошлый выпуск про кишечные бактерии, но все же не произвело тот же фурор, что «Биографии известных серийных убийц всех времен».
В конце учебного дня всю старшую школу собрали в актовом зале, и весь последний урок с большого экрана на стене нам рассказывали грустные истории подростков, которые свели счеты в жизнью. И тридцати секунд не прошло, как все уже начали пытаться подключиться к вай-фаю и пускать бумажные самолетики в миссис Грэгори — нашего социального педагога.
Прошлой ночью я чуть ли не до самого утра заполнял бланки и анкеты, писал бредовые сочинения на убогие темы, предоставленные разными университетами, поэтому уже минут через десять отрубился у Ли на плече.
Я проспал почти два раздела фильма и очнулся, только когда Ли начала щелкать меня по носу, жалуясь, что у нее онемели все конечности. Когда настал ее черед использовать меня в качестве подушки, я наконец обратил внимание на экран.
Три года назад Элизабет Монтгомери из Атланты надела свою мантию выпускника и повесилась на шнуровке корсета, который делал ее талию на три дюйма уже, а жизнь на несколько десятков лет короче. Ничего более символичного я в жизни не слышал.
Ее смерть для всех, конечно, была полнейшей неожиданностью. Она всего-то была грустной и подавленной всю свою сознательную жизнь. Ну вы знаете, ох уж эти подростки. Что с них взять.
Никак не пойму, почему все люди считают, что избавить человека от депрессии можно парой хлопков по плечу и дежурной фразой «все будет хорошо». Это как лечить гангрену увлажняющим кремом или открыть форточку, чтобы проветрить чей-то саркоидоз.
Я больше всего на свете ненавижу это мерзкое лицемерие. С экранов все сплошь и рядом заявляют, что каждый день чувствовать себя дерьмово — это не нормально, и в таком случае нужно обратиться за помощью. Но когда вот он ты, уставшая загнанная лошадь, пытающаяся эту помощь получить, они хоум раном кидают твои проблемы тебе же в лицо, заявляя, что это и не проблемы вовсе. Бедность, голод, бытовое насилие — вот это серьезные вещи.