Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
Она не сводила с меня взгляд еще пару секунд, а потом сухо улыбнулась и спустила рукав вниз.
— Я пытаюсь слезть с антидепрессантов. — признался я. — И когда такое происходит, то обычно напиваюсь от горя. Поэтому я хочу найти альтернативу. Выживать по-другому. Не убивая себя.
— Может, сначала нужно снять очки?
— А тебе тогда приподнять рукава на денек? Если я сниму очки, — вздохнул я, стягивая их с лица и улавливая удивленный возглас Мелани, — люди наконец
Она не отводила задумчивый взгляд, изучая мое лицо.
Капилляры возле радужки у меня налились красным — это последствия стресса, а под глазами расползлись темные круги — это от бессонницы. Щеки впали, скулы выступали, как горные массивы — я скинул пару футов, потому что у меня нет аппетита и вечно тошнит.
— Сколько время? — вдруг спросила она.
Я покосился на наручные часы.
— Пять тридцать три.
— Ты не спешишь?
— Смотря что ты задумала... — насторожился я, когда она поднялась из-за стола.
— Я хочу показать тебе кое-что.
— Так обычно педофилы говорят маленьким девочкам. — пробормотал я, но все же пошел вслед за ней.
До таинственного места, которое Мелани хотела мне показать, пришлось ехать на машине. Она показывала дорогу и объясняла, куда сворачивать, но отказывалась говорить, куда, черт возьми, мы вообще направляемся.
В итоге мы остановились около черты зеленой зоны, там, где начинается частный сектор пригорода Филадельфии. Я думал, мы пройдем вглубь леса, но Мелани потянула меня в противоположную сторону, вдоль дороги.
— Время? — снова спросила она, идя впереди меня.
— Шесть пятнадцать.
— Уже почти, — повернувшись ко мне, она улыбнулась.
— Какого черта мы тут делаем?
— Покажу тебе, как я справляюсь.
Она звучала как самый настоящий серийный убийца. А я, накачанный антидепрессантами, в принципе не особо придавал этому значения. Какая разница, если жизнь оборвется именно здесь?
Мелани вдруг резко остановилась. Мы оказались в прочищенной лесной чаще посреди уже поредевших от глубокой осени деревьев. Прямо в центре зарослей простилались рельсы железной дороги, слегка тронутые порослью пожелтевшей травы и мокрого мха.
Мелани, не раздумывая, взобралась на небольшой выступ и встала на рельсы. Она посмотрела на меня:
— Время?
— Шесть двадцать шесть, — ответил я, настороженно оглядываясь по сторонам.
— Сейчас... — прошептала она.
—
Я ничего не понимал, и это ужасно бесило меня.
— Ты слышишь?
Я навострил уши, и...ничего.
— А что я должен услышать? — щурясь и напрягая слух, спросил я.
Она приподняла палец в воздух, приказывая вслушиваться в малейшие звуки. Я не услышал, но почувствовал. Рельсы под моими ногами вибрировали, с каждой секундой все ощутимее.
Мелани посмотрела на меня с предвкушением во взгляде.
И вот оно. Очертания поезда в тусклом вечернем освещении показались издалека. Я отчего-то застыл, зачарованный переливающимися в вечернем воздухе светом передних фар. И меня на секунду даже перестало коробить то, что они казались мне все явственнее.
Поезд приближался. Мелани переплела мои пальцы со своими и посмотрела на меня извиняющимся взглядом. Звуки раздавались все отчетливее, пока расстояние между нами и транспортом сокращалось. Я ждал в оцепенении только потому, что думал, что Мелани сама вот-вот стащит нас обоих с рельс за землю. Но я ошибался. Она посмотрела на меня так...словно была готова простоять так, пока эта бандура не собьет нас.
Раздался громкий гудок. Поезд был так близко, что я уже мог разглядеть переднюю кабину и лицо испуганного водителя в ней. Я немедленно спрыгнул с рельс и потянул Мелани за собой почти в тот же момент, когда поезд на бешенной скорости с диким визгом промчался мимо нас, уже лежавших на земле.
Я глубоко дышал, пытаясь успокоить ускоренное из-за адреналина сердцебиение, пока Мелани рядом со мной издавала странные грудные звуки. Я повернулся к ней лицом. Она смеялась в потухшее вечернее небо над нами.
Поезд вез груду бревен, опилки от которых падали прямо на нас.
Я поднялся на локтях и уставился на нее. На девушку, в чьем личном деле значились посещения психолога и неустойчивая психика. Она все еще завороженно всматривалась в каждый дюйм ночи вокруг.
— Я не самоубийца, Кайл, — она с секунду смотрела мне в глаза. —Наоборот, я всеми силами пытаюсь заставить себя жить. Любить каждую минуту, которую мне удалось для себя выиграть.
— И это единственная возможность? — вздохнул я.
— Если так получается, что я выживаю со всеми этими шрамами, рельсами и крышами — значит, так и должно быть. И я должна жить дальше, искать свое предназначение.
Она все еще улыбалась, но на глазах выступили слезы.
— Ты думаешь, я сумасшедшая?
— Ты одинокая, Мелани. А одиночество — это не сумасшествие.
Она перевела на меня взгляд, полный благодарности и зародышей слабой надежды.