Мы сидим на лавочке
Шрифт:
Хиля бросилась к бабушке на шею, и они долго плакали у нее на кровати.
И стала Хиля настоящей ментовской сукой. Алексеев приставил к ней под начало двух смешных заполошных пацанов - Сашеньку и Вовочку, только-только вышедших из школы милиции. Поначалу она очень злилась на молодых недоумков. Это надо же, прямо из отделения с допроса упустить подследственного! Бегай потом за ним по оврагам, обрывай дефицитные колготки! Она даже отчаивалась иногда, полагая, что никогда ей не вырастить из молодняка настоящих оперов. Она даже уговаривала их в охрану перейти. Но как-то с ними постепенно все образовалось, и ребятишки постепенно становились не только полезными, но и незаменимыми, особенно в бумажных делах, к которым Хиля с возрастом совсем потеряла интерес.
Только
Но сказать, что этой шкурой она чувствовала себя здесь совсем комфортно, было бы неправильно. У Алексеева появился неизвестно откуда новый заместитель - Лагунов. Придраться вроде бы было там совершенно не к чему, все, что он ни делал или ни говорил, было совершенно правильным, он и на праздниках пил со всеми наравне, шутил, но этой самой ментовской шкурой Хиля чувствовала в нем чужака, а в холодных глазах она безошибочно читала одно короткое слово: "Жидовка!" Алексеев и сам с оторопью иногда смотрел на него, виновато подмигивая Хиле. И с тоской она ждала того момента, когда Алексеева выставят на выслугу, а Лагунов во всю развернется у них в отделении.
* * *
Ну, не смогли они тогда быстро развинтить это дело с убийством продавщицы из ларька. Как говорится, бывает. И кто же знал, что голову ей сожитель из ревности проломил, а не конкуренты начудили. У них столько проблем с этими ларечниками было, вот и не подумал никто о бытовухе. Но про Алексеева тут же написали в газете, что он не может идти в ногу со временем. Какая-то своя сука подсуетилась. Факты налицо, как говорится.
После буйного отходняка, на который пришли проводить бывшего начальника в последний путь и старые оперы, Алексеев позвал Хилю в свой кабинет. Выгребая ящики стола, он сказал: "Не хочу подставлять тебя, Хиля, но вот это спрячь. Лагунов этих папок видеть не должен."
Хиля сунула две красные дермантиновые папки под китель и втихую укрыла их у себя в сейфе. Развозили их по домам на огромных джипах бывшие оперы, которые взахлеб хвалили свою нынешнюю работу. Но Хиля видела неприметный огонек тоски во взглядах, которые они из-под тишка кидали на молодых пьяненьких оперов, восторженно трогавших лаковую поверхность их огромных машин.
Утром Лагунов обживался в новом кабинете. Он явно что-то искал. И это было слишком явно. Хиля с презрением подумала, что никогда она не сможет мысленно приставить к его фамилии теперешнее звание. Он был какой-то слишком штатский, по нему можно было с точностью определить каким завтраком накормила его жена и какие щи ждут его к обеду. Нет, придурком в зоне представить Лагунова она могла, а полковником милиции - ни в какую. Сейчас этот тюфяк начнет своих сдавать, тут, главное, не проморгать. Поэтому, не смотря на загруженность, все утро она ждала его вызова, намеренно попадаясь ему на глаза. Она не ошиблась.
– - Рахиль Семен...
– - Самуиловна.
– - Да... Товарищ Шпак, Вам полковник Алексеев ничего не передавал?
– - Конечно, передавал. Два последних дела - еще две недели назад, а на неделе - те бумаги, что в канцелярии лежат. Я с ними еще не разбиралась, очень загружена по литейному цеху.
– - Я понимаю, но надо все срочно... Привести в порядок все надо. Я... Вы поставьте туда кого-нибудь...
– - А кого? У нас все загружены, да и кого попало не сунешь.
– - Я согласен... Знаете, Вы поручите это Коротаеву и Петрову.
– - Есть.
Были и такие у них - Коротаев с Петровым. Дважды над их головами собирались тучи за кое-какие делишки, и дважды чья-то умелая рука их рассеивала, вновь открывая чистый небосвод. В милиции, как у Ноя, каждой твари по паре. Вот и эти все на пару бродили. Если кому надо было жесткий допрос провести, ну, когда все уже всем ясно было, а какая-то сука запираться вдруг решала, то это надо было к Коротаеву с Петровым обращаться. А вот на обыск без подкладки их брать было нельзя, с ними уж точно не только ничего не найдешь, но и своей сумочки не досчитаешься. Нет, если кому пистолет или порошок подложить в воспитательных целях, то ловчее их в отделении не было. Хиля прямо обрадовалась, когда про них услыхала, втайне она так боялась, что Лагунов назовет ее мальчиков, Сашеньку и Вовочку. И Вовочка в тот день так подозрительно смирно сидел за своим столом. На обход дома с разбойным нападением он не торопился, говоря, что пойдет позднее, когда народ вернется с работы. А Сашеньку она утром с трудом в литейный из отделения выперла, он тоже почему-то хотел остаться протоколы пописать.
Господи, она столько души в них вложила, что просто бы не пережила, если бы сейчас, после стольких трудов, их бы назвал Лагунов.
Да, поработала Хиля над своими подопечными не впустую. Вот если человек - опер, пусть и молодой, то он, не поднимая глаз, носом все учует и все нитки молчком свяжет. Ведь ничего она им про Алексеевские папки не говорила, а проследили ведь, топтуны малолетние!
– - Рахиль Самуиловна, - шепотом сказал ее Вовочка, - наши гоблины бумаги полковника к Лагунову поволокли. Вы бы тоже папочки-то отсюда эвакуировали. Это по делу Владимирской, его на допдоследование вернули, а Лагунов очень им интересовался. Бумажкам этим самое время пропасть, поэтому домой Вам нести это нельзя.
– - Без сопливых. Вова, ты один эти папки видел?
– - Я ведь, Рахиль Самуиловна, нарушитель-то малолетний. Раз я видел, то мог и еще кое-кто увидать. Вы бы хотя бумажки оттуда достали, а в папки другое что положили. Впрочем, мне ли Вас учить сопливому-то?
– - Давай два дела по-грязнее, и чтобы обязательно там авторитеты маячили. А банкиршу Владимирскую мы отсюда вынесем, только вот куда?
И Алексеев куда-то за город укатил, картошку копать, черт! Но в принципе она знала куда можно спрятать бумаги покойной банкирши так, что никто бы в жизни не догадался. Начальником отдела безопасности в этом самом банке работал как раз бывший их опер Леха Годунов, который на проводах Алексеева совал ей свою визитку и намекал на то, что очень хотел бы побывать с ней в самых горячих точках страны или, на худой конец, их города. И еще до проводов Алексеева как-то Хиля заходила к нему банк, не по поводу убийства его банкирши, конечно, а так, прокачать ситуацию. Он, вроде, в неженатых у них с паспортистками числился.
Старого они тогда не вспоминали, у обоих и нового было повыше ноздрей. Леха поил ее хорошим кофе в своем роскошном кабинете, подсев к ней на мягкий диван, а сейф там был такой, что и слона в нем можно было спрятать. Но когда она, под пристальным взглядом Вовочки, перезвонила Годунову по одному из его телефонов, то узнала, что вынос тела Алексея Григорьевича состоится в пятницу. Бумаги начинали жечь ей руки.
Положив трубку, она долго смотрела в одну точку. Вовочка только спросил: "Замочили?" И Хиля устало кивнула головой.
– - Конечно, там сверху его показания лежат.
– - Вовочка! Сколько раз просила не рыться в моих бумагах!
– - Вы теперь в шестерку звоните, к организованным нашим. Дело-то, в сущности, ихнее! Прокуратура на дурика в уголовку его спустила. Вот номер телефона, держите!
– Давай.
Хиля договорилась о встрече, и они с Вовочкой кинулись было за машиной, но дежурный выложил им журнал, где надо было заполнить весь маршрут, ознакомив с приказом Лагунова по этому поводу. До Лехи Годунова Хиля бы этот журнал, конечно, заполнила, не дрогнув. Но тут она решила, что лучше им пешком прочапать. Тем более что идти-то всего два квартала. Вовочка уже навострился ее сопровождать, но тут в дежурку зашли Коротаев с Петровым и позвали его к Лагунову в кабинет. Вовочка беспомощно обернулся к Хиле, и она ободряюще кивнула ему головой, мол, держись до последнего, а я - как-нибудь сама.