Мы слишком много работаем
Шрифт:
– Нет, – удивленно ответила Наташа. – А вы что, думаете, что Гена мог…
– Давайте сейчас откинем эмоции и попытаемся представить любую ситуацию, какой бы абсурдной и неприглядной она ни казалась. Скажите, Геннадий сильно нуждался в деньгах?
– Ну… Что значит – сильно? Как и всякий человек! Конечно, ему нужны были деньги, и я его прекрасно понимаю. Он поэт. Вы понимаете, что это значит? Творческая натура, постоянно полон новых замыслов, идей, которые не находят реализации как раз из-за отсутствия денег!
– А вы давали ему деньги?
– Да, сколько могла. Но
– А Геннадий просил вас уговорить отца дать денег?
– Да, – помявшись, ответила Наташа. – И я попросила, соврала ему, что мне нужно на всякие тряпки. Пару раз он дал, а потом, увидев, что я ничего не приобрела, завел меня в свою комнату и очень спокойно заявил, что не намерен тратить заработанные потом и кровью деньги на моих альфонсов! С тех пор отношения между нами еще больше ухудшились. Я его просто ненавидела, он не давал мне возможности устроить свою жизнь!
– Наташа, у Геннадия был пистолет? – в упор спросила я.
У Наташи аж рот приоткрылся.
– Да вы что… Вы хотите сказать, что это сделал Гена? И поэтому исчез? Да? Да?!
Она вцепилась в меня, ожидая ответа.
Я спокойно высвободила свои руки.
– Мы же договорились рассматривать любые версии.
– Но то, что вы говорите – это чересчур! Обвинять невинного человека! Как у вас язык поворачивается?
Я встала.
– Наташа, я понимаю, что вы сейчас сильно взвинчены. Я сейчас уйду, а вы подумайте, пожалуйста, над моими словами. Успокойтесь и поразмыслите. Эта версия имеет право на жизнь, поэтому я и спросила, не нуждался ли в деньгах Геннадий. Я думаю, вам что-то известно о нем, что-то не очень лицеприятное, просто вы не хотите сказать. Эта информация, по-видимому, и заставила бы меня прийти к версии о том, что он убийца. Поэтому вы и молчите. Я обращаюсь сейчас к вашему разуму – подумайте спокойно, поймите, насколько это важно, и позвоните мне. Ведь если в этом направлении начнет копать милиция, вам будет намного хуже. Может быть, Геннадий и не виноват в смерти вашего отчима, вот поэтому я и прошу вас сообщить мне то, что вам известно.
– Я ничего не знаю, – сквозь зубы упрямо процедила Наташа.
– Хорошо, – вздохнула я. – Мой телефон есть у Светланы Алексеевны. Так что если надумаете, я буду очень рада.
С этими словами я вышла из комнаты. Рыданий за моей спиной не послышалось.
– Ну что? – ухватила меня за руку Светлана Алексеевна, едва я спустилась вниз.
– Не могу сказать, что Наташа сейчас совсем спокойна, но, во всяком случае, истерики свои она прекратит. Это я вам обещаю. Хотя до полного восстановления душевного равновесия далеко. Но я могу заняться этим с ней после того, как будет закончено расследование. И с вами тоже мы не закончили.
– Ох, я уж и не знаю – может, действительно зря я затеяла это расследование? – покачала головой Светлана Алексеевна. – Все пошло кувырком…
– Так вы отказываетесь от расследования? – прямо спросила я.
– Нет-нет, – сразу же пошла на попятную Светлана Алексеевна. – Продолжайте, пожалуйста. Только скажите – вам хоть что-нибудь удалось узнать?
– Выдвигается несколько версий, – неопределенно сказала я. – и несколько подозреваемых.
– Боже мой! – ее, видимо, шокировало это слово – подозреваемых. – Но мне-то можно знать, кто это?
– Пока нет. Уверяю вас, вы все узнаете, когда дело закончится. А закончится оно скоро, – я попрощалась и покинула дом Мирошниковых, попросив Светлану Алексеевну немедленно дать мне знать, если появится Чулков.
Возвращаясь домой, я раздумывала над ситуаций. Обнадежив Мирошникову тем, что дело скоро будет закончено, я покривила душой. Неизвестно, когда оно будет закончено. Хотя пока наиболее вероятной выглядит версия виновности Геннадия Чулкова.
Почему он скрылся? Хочет выиграть время? Или он исчез навсегда? Но ведь Наташа говорит, что у нее ничего не пропало. Скрыться тогда, когда долгожданный кусок пирога в твоих руках?
Придя домой и отперев дверь, я услышала какие-то подозрительные звуки, похожие на поскуливание собаки. Доносились они из ванной.
Я открыла дверь туда и увидела Ирку, сидевшую на краю ванны и плещущую себе в лицо холодную воду.
– Ты что это? – удивленно спросила я.
Тут Ирка повернулась ко мне, и я ахнула: нижняя губа Ирки была рассечена, из нее сочилась кровь. Левая щека распухла, а под глазом набухал синяк.
– Господи, Ира, да что с тобой случилось?
– Оля… – глотая слезы, выговорила Ирка. – На меня напали!
– Где? – изумилась я. – ты что, куда-то выходила? Но ведь у тебя нет ключа!
– Я никуда не выходила, сидела здесь. Вдруг раздался звонок. Я подумала, что это ты или Полина. И открыла, не спросив. Я всегда была простой…
– Скорее, легкомысленной, – машинально поправила я, хотя сама была такая же в этом плане. – И что же?
– В квартиру ворвались двое. Два парня. Они накинулись на меня и избили!
– И все? Они что-нибудь говорили?
– Да! Они сказали, что если я не верну то, что принадлежит не мне, то мне будет плохо! Что они меня просто убьют!
– А что вернуть-то, что?
– Не знаю!!! – простонала Ирка, прижимая к губе смоченный водой платочек. – Как я поняла, это что-то спер Васек. И они думают, что он прятал это у меня. Что я в курсе, поскольку была его любовницей. А я ничего не знаю, Оля, честное слово! Он никогда мне ни о чем не рассказывал!
– Так вот из-за чего его убили… – задумчиво протянула я. – все-таки это разборки из-за бизнеса. А Полина туда полезла! Нужно немедленно ее предупредить, насколько это опасно!
– А нам с тобой оставаться здесь не опасно? – резонно возразила Ирка.
– Стоп! – я посмотрела на нее. – Откуда они знают мой адрес? Откуда они знают, что ты здесь?
– Я не знаю, – испуганно ответила Ирка. – Я никому не говорила!
– Все ясно, значит, за тобой следили, – сделала я вывод. – Когда они велели тебе вернуть пропавшую вещь?
– Через два дня. Сказали, что придут сюда сами. И чтобы я не думала скрыться, потому что они с меня глаз не спустят!
– Ира, ты могла бы их узнать?