Мы спасаем попаданцев
Шрифт:
– Тогда, пожалуй, начнем. Сейчас я задам вам ряд простых вопросов, на которые от вас потребуются лишь четкие ответы «да» или «нет».
Молодой человек кивнул.
– Скажите, вас правда зовут Денис Фадеев?
– Да.
– Вам двадцать шесть лет?
– Да.
– У вас голубые глаза?
– Да.
– Вы блондин?
– Нет, я русый.
– Напоминаю, только простые ответы, без каких-либо уточнений, – сухо произнес Громов, не отрывая взгляда от монитора.
Фадеев недовольно поморщился, но счел за лучшее промолчать, еще, не дай бог, упустить перспективную работу.
– Вы девственник?
Блондинка хихикнула, щечки ее слегка покраснели.
«Вот кто, кто придумывает такие дурацкие вопросы?» – подумал Денис, и уже было хотел это спросить, но вспомнив о напоминании Громова, ответил строго по инструкции:
– Нет.
– Вы окончили Санкт-Петербургский Государственный Университет по специальности «История и археология»? – тем временем задал очередной вопрос проверяющий.
– Да.
– Тогда ответьте мне вот на какой вопрос, – Громов сложил кончики пальцев вместе и пристально посмотрел на молодого человека холодными карими глазами, отчего Фадеев внутренне поежился. Похоже, этот взгляд мог считывать откровенность собеседника ничуть не хуже любого полиграфа. – Если бы вы могли изменить историю, что бы вы в ней поменяли?
Молодой человек опешил.
– А зачем в ней вообще что-то менять? – промямлил он.
– Поясните, – велел Громов.
– Ну, если учесть, что прошлое неотделимо от настоящего, то любое вмешательство в историю приведет к неминуемому изменению настоящего. А меня настоящее вполне устраивает. Хотя, конечно, есть такие вещи, которые мне не нравятся и которые тянутся из истории на протяжении веков. Но если я вдруг решу их изменить, имейся у меня на то такая возможность, то я, возможно, поставлю под угрозу как факт существования привычной для меня среды, в которой мне комфортно и которая мне известна, так и факт собственного существования. А эти факты, пожалуй, играют для меня решающую роль... Надеюсь, я понятно объяснил? – Не совсем уверенно произнес Фадеев, но по легкой усмешке на каменном лице проверяющего он понял, что тот вполне доволен ответом.
– Ваша позиция ясна, – кивнул Громов и положил ладонь на внушительную белую папку. – Но, изучив вашу биографию, я нашел в ней один очень важный и определяющий эпизод вашей личности.
– И какой же? – покосившись на папку и разглядев на ней собственную фамилию, спросил Фадеев.
– Это гибель ваших родителей! – Холодные глаза проверяющего пронзили Дениса насквозь. – Они ведь погибли в автокатастрофе?
– Да, – стараясь сохранить полное хладнокровие, ответил молодой человек, но сердце предательски екнуло, что наверняка сказалось на графике полиграфа. – Но вы ведь и так это знаете!
– Знаем, – кивнул Громов. – Но важна была ваша эмоциональная реакция. А теперь вернемся к моему предыдущему вопросу. Исходя из факта гибели ваших родителей, вы бы точно ничего не хотели изменить в истории? К примеру, отговорить родителей не ехать в то утро на работу или попросить их выбрать для этого другой маршрут или способ, скажем, метро или трамвай.
– Что толку гадать, – пожал плечами Денис, – историю не изменить.
– А если я скажу вам, что такой способ есть, – прищурился Громов и внимательно посмотрел на молодого человека.
– То я бы, конечно, воспользовался им, как и любой другой человек.
– Ответ не верный, – покачал головой Громов.
– Почему?
– Как вы уже сами сказали ранее, изменение, пусть даже мелкого из событий, может привести к большим переменам в настоящем. Возьмем, к примеру, вас. Смерть родителей очень сильно повлияла на вашу личность, но повлияла на нее плодотворно. Вот кем вы были до их смерти? Простым мажором – избалованным сынком богатеньких родителей, проводящим время в праздных развлечениях и мечтающим о карьере киноактера, хотя родители жаждали для вас совсем другого. Скажите, кем хотел видеть вас отец?
– Военным, – сухо ответил Денис, изливать душу этому странному человеку с седыми висками, коснувшемуся больной темы, он желал бы меньше всего на свете.
– Верно, – кивнул Громов, будто бы лично был знаком с Фадеевым старшим. – Но вы полностью противились этому, постоянно ругались с отцом и проявляли истинный юношеский максимализм, вечно попадая в скверные истории. Боюсь, если бы так продолжалось и дальше, вы бы закончили весьма прискорбно.
– Вы не можете этого знать! – чуть громче, чем следовало, произнес Денис. – У нас была обычная проблема отцов и детей, как и у миллиона других.
– Возможно, – пожал плечами Громов. – Но зато я знаю, что в вас не было стержня, и к своему желанию стать актером вы относились спустя рукава, предпочитая репетициям в театральной студии вечеринки с друзьями.
Денис еле сдержал краску, готовую вот-вот проступить на лице. «Откуда этот гребанный Громов, черт его дери, знает такие подробности?»
– Но гибель родителей, как бы грубо это не звучало, повлияла на вашу личность положительно – вы обрели стержень! Вот скажите, что вы сделали после их смерти, когда, наконец, вышли из запоя?
– Я пошел в армию.
– Именно. Вы пошли в армию. Добровольно, не дожидаясь повестки. Конечно, вами двигало угрызение совести, и вы хотели, пусть и в посмертие, но отдать долг родителям. Но свой начальный стержень вы обрели именно в тот момент, когда поняли, что за свои поступки и свое будущее ответственность теперь несете именно вы.
И с этим было сложно поспорить, поскольку сам Фадеев придерживался абсолютно такого же мнения, понимая, что гибель родителей сделала его взрослым.
– Поэтому, как бы безнравственно это ни звучало, но воскрешение ваших родителей, путем изменения их личной истории, в первую очередь, пагубно сказалось бы именно на вас, а уже во вторую смогло бы привести к цепи необратимых событий, способных полностью поменять современный уклад жизни.
– Маловероятно, – хмыкнул Денис, – что живи бы мои родители и дальше, и история была бы иной.
– Кто знает, – пожал плечами Громом. – Ваш отец был человеком выдающимся, и очень многие активно к нему прислушивались.