Мы вас построим
Шрифт:
Мори торжествующе ухмыльнулся:
— Ты видел это?
Тем временем робот медленно сел и начал тщательно отряхиваться. Он сохранял строгий и злобный вид, как будто мы и впрямь причинили ему какой-то вред. Возможно, этот джентльмен подозревал, что мы оглушили и силой захватили его, и вот он только-только пришел в себя. Я начинал верить, что ему удастся одурачить кассира в «Отличных обедах у Томми». А еще мне стало ясно: Мори все просчитал заранее. Если б я не видел собственными плазами, как эта штука ожила, то вполне мог бы купиться. Пожалуй, решил бы, что передо мной просто патриархального
Так, ясно, — медленно произнес я.
Мори распахнул заднюю дверцу, и Эдвин М. Стэнтон с достоинством вышел из машины.
— У него деньги-то есть? — поинтересовался я.
— Ну конечно, — возмутился мой компаньон. — И давай без глупых вопросов, ладно? Поверь, все очень серьезно. Может, серьезнее, чем когда-либо.
Шурша по гравиевой дорожке, мы отправились в ресторанчик. Мори вполголоса развивал свою мысль:
— Это дело открывает блестящее будущее для нас. И, кстати, шикарные экономические перспективы для всей Америки.
В ресторане мы заказали пиццу, но она оказалось подгоревшей, и Эдвин М. Стэнтон закатил скандал, размахивая кулаком перед носом у хозяина заведения. В конце концов мы все же оплатили счет и удалились.
Я взглянул на часы — прошел уже час, как мы должны были прибыть на Фабрику Розена. Меня вообще одолевали сомнения, что мы попадем туда сегодня. Мори почувствовал мою нервозность.
— Не переживай, дружище, — успокоил он меня, заводя машину. — С этим новомодным твердым топливом для ракет я смогу выжать из моей крошки все 200 миль.
— Я бы посоветовал не рисковать понапрасну, — раздался ворчливый голос Эдвина М. Стэнтона. — Разумеется, если безусловный выигрыш не перевешивает риск.
— Кто бы спорил, — откликнулся Мори.
«Фабрика Розена по производству пианино и электроорганов» (формально она именовалась заводом) вряд ли являлась достопримечательностью города Бойсе. С виду — это плоское одноэтажное здание, смахивающее на пирог в один слой, с собственной парковкой. Вывеска — с тяжелыми пластиковыми буквами и подсветкой — выглядит очень современно, зато окон немного, только в офисе.
Когда мы подъехали, уже совсем стемнело, и фабрика была закрыта. Пришлось ехать дальше, в жилой район.
— Как вам здесь нравится? — спросил мой компаньон у Эдвина М. Стэнтона.
Робот, всю дорогу сидевший очень прямо на заднем сидении, немедленно откликнулся:
— Не назовешь приятным местом. Я нахожу довольно безвкусным жить здесь.
— Послушайте, вы! — возмутился я. — Моя семья живет здесь, неподалеку, и я бы попросил…
Я и в самом деле разозлился, услышав, как эта фальшивка критикует настоящих людей, тем более — моего замечательного отца. Я уж не говорю о моем брате, Честере Розене! Среди радиационных мутантов можно было по пальцам пересчитать тех, кто, подобно ему, достиг чего-то в производстве пианино и электроорганов. «Особорожденные» — вот как их называют! Подняться столь высоко при нынешних предрассудках и дискриминации… Ни для кого не секрет, что университет, а следовательно, и большинство приличных профессий для них закрыты.
Честер, Честер… Нашу семью всегда безумно расстраивало, что глаза у него расположены под носом, а рот — как раз там, где полагается быть глазам. Но в этом виноват не он, а те, кто испытывал водородную бомбу в 50-60-х годах. Именно из-за них страдает сегодня Честер и подобные ему. Помню, ребенком я зачитывался книгами о врожденных дефектах — тогда, пару десятилетий назад, эта тема многих волновала. Так вот, там описывались такие случаи, по сравнению с которыми наш Честер — почти нормальный человек. Хуже всего были истории про младенцев, которые просто распадались во чреве, а потом рождались по кусочкам: челюсть, рука, пригоршня зубов, пальцы. Как те пластмассовые детальки, из которых ребятишки склеивают модели самолетов. Беда только в том, что этих несчастных эмбрионов уже было не собрать воедино. Во всем мире не сыскать такого клея, который позволил бы их снова склеить. Лично меня подобные статьи неизменно вгоняли в длительную депрессию.
А еще появлялись новорожденные, сплошь заросшие густыми волосами, как тапочки из шерсти тибетского яка. И те, чья кожа до того пересыхала, что шла глубокими трещинами, как будто они побывали на Солнце. Так что оставим в покое бедного Честера.
«Ягуар» остановился у края тротуара напротив нашего дома. В гостиной горел свет — видимо, родители с братом смотрели телевизор.
— Давай пошлем Эдвина М. Стэнтона вперед, — предложил Мори. — Пусть он постучится, а мы понаблюдаем из машины.
— Вряд ли это хорошая мысль, — усомнился я. — Отец за милю признает фальшивку. Еще, чего доброго, спустит его с лестницы, и ты потеряешь свои шесть сотен, или сколько там ты заплатил. Хотя, скорее всего, затраты спишутся на счет «МАСА», подумал я.
Пожалуй, я рискну, — сказал Мори, придерживая заднюю дверцу, чтоб его протеже мог выйти.
Он снабдил его директивой, довольно нелепой, на мой взгляд:
— Ступай к дому номер 1429 и позвони в дверь. Когда тебе откроют, произнеси следующую фразу: «Теперь он принадлежит векам» и жди.
— Что все это означает? — возмутился я. — Какой-то магический пароль, открывающий двери?
— Это знаменитое высказывание Стэнтона, — пояснил Мори, — по поводу смерти Линкольна.
— Теперь он принадлежит векам, — повторял Стэнтон, пересекая тротуар и поднимаясь по ступеням.
— Давай я пока вкратце расскажу тебе, как мы сконструировали Эдвина М. Стэнтона, — предложил мой компаньон. — Как собирали по крупицам всю информацию о нем, а затем готовили и записывали в Калифорнийском университете управляющую перфоленту центральной монады мозга образца.
— Да ты отдаешь себе отчет, что вы делаете, — возмутился я. — Подобным жульничеством ты попросту разрушаешь «МАСА»! Эта ваша дрянь, у которой мозгов кот наплакал! И зачем я только с тобой связался?
— Тише, — прервал меня Мори, так как Стэнтон уже звонил в дверь.
Открыл ему мой отец. Я видел его в дверях — домашние брюки, шлепанцы и новенький халат, подаренный мною на Рождество. Зрелище было достаточно внушительное, и Стэнтон, уже начавший заготовленную фразу, дал задний ход. В конце концов он пробормотал: