Мы вернемся
Шрифт:
– Вот как интересно, сразу узнали. Только я прошу, не говорите дяде. Он все меня мальчишкой называет, хотя сам в моем возрасте уже давно замуж выскочил.
– Ты хочешь сказать, женился?
– Что в лоб, что по лбу. Я так понимаю.
– Дяде передавать не буду, не беспокойся, – пообещал Алиев.
На повороте дороги к лесу политрук распорядился выставить "маяк" – двух бойцов.
В лес отряд вошел, когда начало темнеть.
Среди высоких сосен и мелколесья скопилось много снега. На полянах его намело уже сугробы. Никаких признаков, что здесь когда-то проходила дорога или тропа, не было видно. В иных местах бойцы проваливались в снегу до колен. Особенно трудно было обходить кустарник. Впереди шагал Алешка. На большой заснеженной поляне он остановился, оглядываясь.
– Ты куда завел отряд, Сусанин? – строго спросил его Ливанов.
– Дайте осмотреться. Это вам не вдоль по Питерской идти.
Алешка несколько раз ткнул в снег палкой, словно брод искал, и начал спускаться по пологой поляне в ту сторону, где, издавая монотонный звук, нервно дрожал на ветру камыш.
– Куда ты к лешему в болото лезешь? Утонуть хочешь? – забеспокоился Нечитайло.
Алешка обернулся, хотел ответить крепким словом, но сдержался, увидев шедших за директором лесхоза Млынского и Алиева. И все же пожаловался:
– Товарищ майор, скажите, чтобы не шумели на меня. В таких условиях я не могу вести отряд. Боец Горецвит свою задачу понял и выполняет ее. Что еще от меня нужно?
– А ты правильно ведешь? Не сбился с пути?
– Чуток, товарищ майор. Лишнего вправо взял. Но вы не беспокойтесь, за камышами точно выйдем на дорогу.
– Сколько до нее километров?
– Что вы! Метров пятьсот – семьсот, не больше.
Майор подозвал Ливанова и распорядился выделить в помощь Алешке пять бойцов.
– Пусть помогут парнишке, – сказал он, – а мы постоим. Весь отряд не может искать дорогу. – И как бы признавая свою вину: – Давно нужно было сообразить!
К Млынскому подошла Зиночка, озабоченно сказала:
– Товарищ майор, мне уже давно пора перевязать и накормить раненых.
Млынский взглянул на светящийся циферблат часов.
– Не теряйте времени. Разбивайте палатки здесь, на этой поляне. – И к Алиеву:
– Скоро сеанс связи. Скажите Наташе – пусть послушает. Отсюда, предупредите, передавать ничего не будем: немцы засекут, завтра весь лес перепашут.
Повернулся к Ливанову:
– Распорядитесь выдать бойцам на ужин сухой паек из расчета банка консервов и пачка галет на двоих.
– Маловато, товарищ майор. Учитывая, что сильный мороз, надо бы эту порцию выдать каждому.
– Еще неизвестно, когда теперь добудем продовольствие, но будь по-вашему: мороз действительно пробирает. Да проследите, чтобы никто не был обижен.
Зиночка успела перевязать и накормить раненых, а бойцы поужинать, когда из-за камышей показался Алешка, сопровождаемый группой бойцов. От ходьбы по глубокому снегу ему стало жарко, он распахнул полушубок, шапкой вытирал лицо. Радостный, подошел к Млынскому.
– Товарищ майор! Нашли дорогу! Нашли!
– Молодец! А шапку надень и застегнись. И поужинай. Через десять минут выходим.
Алешка первым делом разыскал Нечитайло. Тот понял, что неспроста. Сказать что-то хочет обидное. Опередил его.
– А все-таки напутал ты со своей третьей дорогой, Алешка. Из-за тебя ведь все мерзнут.
– Эх вы, невера, а еще директором работали! Да за одно это неверие к людям вас освобождать надо с руководящей должности.
– Ты что, рехнулся? – опешил Нечитайло. – Да знаешь ли ты, что для советского человека это самое тяжкое обвинение?.. – Уже доброжелательно спросил: – Неужели нашел?
– А то нет? За камышами за нашей поляной и начинается. А вы усомнились во мне, перед народом пустобрехом выставили. Обидно! Мне отец говорил, что директор в своем лесхозе не только дороги, а все тропиночки должен знать, из любого места напрямик выйти, – и побежал к своему взводу.
Нечитайло оторопело посмотрел ему вслед. Он побаивался Алешку за колкий язык, но больше любил за честность, правдивость. Не раз с тревогой думал: только бы люди правильно понимали Алешку, а то в жизни очень трудно бывает таким удивительно искренним.
Наташа передала Млынскому радиограмму из штаба армии. В ней говорилось:
"Сегодня в 0.30 в назначенном вами квадрате примите самолет.
Опознавательный знак – по три костра с обеих сторон посадочной площадки. Подробности в пакете, который вручит лично вам Максимов.
Привет. Ермолаев".
Млынский дал прочесть радиограмму Алиеву.
– Ведите отряд в лесхоз, Хасан Алиевич, а я с товарищем Ливановым встречу самолет, отправлю тяжелораненых, перешлю захваченные нами документы.
– А как с немецким комендантом?
– Пусть летит на Большую землю. Нам он не нужен. На рассвете будем в лесхозе. Товарищ Ливанов, Алеше Горецвиту объявите благодарность сейчас же, не откладывая. Впрочем, пусть лучше это сделает Хасан Алиевич: все-таки вы родной дядя Алеше.
Вскоре отряд опять двинулся в путь. Впереди шел сияющий от радости Алешка. За ним в заснеженных шинелях бойцы боевого охранения.
– Хорош у меня племянник, товарищ майор! – с гордостью сказал Ливанов. – Орел!
– Берегите его, – отозвался Млынский, наблюдая за проходившими мимо бойцами. Его порадовало, что многие улыбались. Как значит, подумал он, для бойца пища и отдых, пусть даже кратковременный. Проявляй заботу о красноармейце, он выложится до предела, совершит, казалось бы, самое невозможное.
Зиночка, перевязав и накормив раненых, зашла в свою палатку, сняла шапку, стряхнула с нее снег, стала перед осколком зеркальца расчесывать волосы. Не успела уложить их, в палатку влетел Мишутка, обнял.