Мы вернемся
Шрифт:
– Хочу остаться с тобой! Хочу с тобой!
– Но ты и так со мной.
– А вот папка…
Не договорил. Увидел входившего в палатку Млынского, кинулся к выходу. Майор перехватил его, взял на руки.
– Помогите мне, Зиночка. Сегодня ночью хочу отправить Мишутку самолетом вместе с ранеными на Большую землю, а он твердит, что не желает. Может, вы уговорите его?
– А я хочу с вами. Тетя Зина, не надо…
Не выпуская Мишутку из рук, Млынский сел рядом с Зиночкой.
– Как же решим?
Зиночка
– Я прошу вас, пусть Мишутка останется с нами. Мы для него теперь самые близкие.
– Как же он будет переходить линию фронта? Будет бой.
– Со мной. К слову сказать, и самолет будет пересекать линию фронта под обстрелом. Неизвестно, где опаснее.
– Согласен с вашими доводами, Зиночка, но требую, чтобы он отправился с отрядом в лесхоз. Зачем ему целую ночь быть с нами в лесу, на морозе? Еще простудится.
– Вы правы. Пойдем, сынок.
Взяла Мишутку за руку, разыскала Нечитайло.
– Возьмите на свое попечение, пожалуйста. Поглядывайте, прошу вас, чтобы не поморозился.
– Не беспокойтесь.
– Не замерзну! – крикнул Мишутка, довольный, что его оставили в отряде.
К полуночи все было готово. Млынский с тревогой поглядывал на светящиеся стрелки наручных часов. Самолет должен прилететь тридцать минут первого. Сейчас пять минут… Десять… Как медленно тянется время!.. Млынский поднес часы к уху. Идут… Пятнадцать… Двадцать…
– Зажигай!
Слева и справа длинной снежной поляны вспыхнуло по три костра. Все, волнуясь, разглядывали свинцовое небо. Удастся ли самолету прорваться через заслон зенитных орудий на линии фронта?.. Да и в пути следования немало зениток, вражеских самолетов…
Двадцать пять минут первого… Тридцать… Сорок пять…
– Летит! – взволнованно вскрикнул Ливанов, первый услышав звук моторов.
"Дуглас" сделал круг над поляной, качнув крыльями, скользнул на поляну и замер.
Все восторженно кинулись к самолету, размахивая шапками.
Не выключая мотора, летчик вылез из самолета. Спрыгнули мужчина и девушка в штатской одежде. Мужчина принял тщательно упакованный сверток, переданный ему из самолета, осторожно опустил на землю.
К ним подошел Млынский, представился. Мужчина назвался Максимовым, девушка – Тоней. Максимов вручил майору пакет, пояснив, что ответ надо дать как можно побыстрее, и добавил, что ему и Тоне нужен проводник, чтобы немедля добраться до разведгруппы капитана Афанасьева, так как она лишилась радиосвязи с Центром. Млынский пообещал всемерно помочь.
Из самолета полетели на снег мешки с газетами, теплыми вещами: полушубками, валенками, рукавицами. На руки приняли тяжелые ящики с минами, противотанковыми и осколочными гранатами. Товарищи из Центра не забыли прислать и новые автоматы с патронами для них.
Закончив разгрузку, бойцы внесли по трапу в самолет тяжелораненых, помогли подняться легкораненым. Млынский передал пилоту захваченные отрядом различные документы гитлеровского командования. Последним под охраной раненого бойца поднялся в самолет немецкий комендант, явно довольный, что для него война окончена.
Самолет взлетел благополучно.
Проводили его с затаенной тревогой: как-то долетит…
Из зарослей камыша Алешка вывел отряд на хорошо известную ему дорогу и заснеженными просеками привел в лесхоз.
В заброшенных зданиях, окруженных высокими сугробами, окна и двери были заколочены крест-накрест досками. Лишь из щелей в ставнях небольшого домика пробивался слабый свет. Нечитайло с Алиевым и Алешкой подошел к нему, по-хозяйски постучал в дверь. Звякнули засовы, и на пороге появилась средних лет худощавая женщина. На плечах ее непрочно держался наспех наброшенный тулуп.
– Ульяна! Принимай гостей! Видишь, сколько я привел их к тебе, – сказал Нечитайло, потирая замерзшие руки.
Ульяна поправила тулуп.
– А кто они, гости твои?
– Тетка Ульяна, разве вы не рассмотрели? Это же наши красноармейцы! – выкрикнул Алешка.
– Батюшки! А я уже все глаза проглядела, высматривая их! Несколько месяцев, кроме старых баб да подростков, что за топливом приходят, никого не видала. Фашиста здесь тоже не было. – Ульяна трижды плюнула через левое плечо, добавила: – Чтобы их, супостатов, вовек глаза не видали!
– Бабы нашенские говорят, что фашист страх как партизан боится, – вставил Нечитайло.
– Ему есть чего бояться, – согласилась Ульяна. – Волка по голове не гладят, а фашист – он куда поганее зверя: и сытый за глотку хватает.
Потянуло теплом. Это открыла дверь из комнаты красивая девушка. Певучим голосом сказала с порога:
– Люди и так замерзли, а вы, мама, еще морозите. И покормить надо.
– Ишь учуяла парней, так высунулась! Неси ключи… Алешка! Керосин принес?
– Соли принес, – робко ответил Алешка.
– Ты никак слуха лишился? Медведь тебе на ухо наступил? Я про керосин тебя спрашиваю.
– Свечи Алеша принес, – заступился Алиев, невольно подумав: "Сущий жандарм!"
– На безрыбье и рак рыба, – примирилась Ульяна. И в сторону Алешки: – Чего столбом стоишь? Заходи в дом. Оксана по тебе соскучилась.
– Скажете тоже, мама!
Алешка метнулся было к двери, спросил Алиева:
– Можно, товарищ политрук?
– Иди, иди, – улыбнулся Алиев. – Если понадобишься, найдем. – И пошел следом за Ульяной, гремевшей ключами. Смотрел на ее широкую спину, думал: "Повезло парню. Видимо, приглянулся он Ульяне. Будет держать его возле своей Оксаны в это тяжелое время как телохранителя. Правильно. Все матери такие…"