Мы видели звезды лишь на старых фотографиях
Шрифт:
В последнее время дождь в моей жизни сопровождался пронизывающим, сбивающим с ног муссоном, явно дующим с севера. И пережить весь масштаб стихийного бедствия становилось всё труднее. Порой, я думал о том, что лучше бы те парни забили меня до смерти и оставили моё бездыханное тело на холодной земле — это было бы гораздо более приемлемо, чем продолжать жить, взваливая на себя всё, что осталось от того, что когда-то было мне дорого.
Виктория. Её образ преследовал меня в ночных кошмарах, после которых я просыпался, держась за сердце, разрывающееся от боли. Справка о больничном освобождала меня от всех
Мы зашли в тупик. Не было ни единого проблеска надежды на то, что когда-нибудь мы сможем быть хотя бы просто друзьями. Слишком многое уже разделило нас. Наверное, Том был прав, и ей правда не стоило сюда приходить. Своими словами, слезами она сделала только хуже — разбудила во мне это отвратительное чувство жалости и то, что я убивал в себе с того самого дня, когда эти недоноски меня избили.
Я любил Викторию. От светлой макушки до подошв её дурацких ботинок. Любил её черные глаза, по-лисьи сужающиеся, когда она улыбается. Любил её заливистый смех, её тёплые ладони и осторожные мягкие губы, любил её тихий голос и семенящую походку, безумно любил её веснушки, рассыпанные по бледному лицу, словно маленькие солнечные поцелуи. Любил её родинку за левым ухом. Я любил, и это было больно. Потому что эта любовь уже была дописана, и у неё не было никакого продолжения. Да только убить её было невозможно. Но так было бы гораздо легче. Слишком много плохого произошло за этот заканчивающийся учебный год, и я не мог пересилить себя.
Дождь внутри усилился и словно смыл с меня всю тяжесть этих мыслей. Боль сменилась пустотой, и я представил, как раскрываю объятия, чтобы принять в них холодный, отрезвляющий муссон.
Опустив голову, я присел на стул рядом с фортепиано и положил обе руки на клавиши первой октавы. Выпрямив спину и немного размяв шею, я нажал на несколько клавиш, сыграв первый аккорд.
Песню о муссоне я написал уже давно, когда ещё верил, что когда-нибудь смогу через него пройти, преодолеть препятствия и найти место, где дождя больше не будет. Сейчас же я просто наигрывал эту въевшуюся под корку мозга мелодию, не смея подключить к ней свой голос, потому что слова песни были ложью. Я не смогу бороться. Бороться больше не за что, и это никому не нужно, ни мне, ни... кому-либо другому.
Вместо голоса в моей голове звучала скрипка. Наверное, сочетание этих двух инструментов было бы великолепным, но искать для группы скрипача ради одной песни — это уже слишком. Том и так не очень доволен тем, что большинство из того, что я пишу, по его словам — «заунывное страдание для женщин бальзаковского возраста».
Невольно озираясь по сторонам, я нехотя осознавал, что в этой комнате всё заполнено Викторией. К этим клавишам прикасались её руки. Тексты этого учебника я читал ей, когда она засыпала рядом со мной. На этом диване я целовал её и обнимал, боясь нарушить её сон. Мотнув головой, я вновь отбросил от себя назойливые воспоминания и сосредоточился на игре.
Мне хотелось чего-то нового, чего-то, что смогло бы меня вдохновить, оживить и побудить созидать. Задумчиво сведя брови к переносице, я осторожно сменил пассаж и начал играть мелодию немного по-другому. Кивнув самому себе, я продолжил. Это определённо
Опустив пальцы на последний аккорд, я закончил играть и тут же схватился за ручку, чтобы записать то, что только что придумал, пока оно со свистом не вылетело из моей головы.
Словно по заказу, дверь гаража тихо приоткрылась, и в комнату вошёл Том, держащий в руке почти до краёв наполненный светло-коричневой жидкостью стакан.
— Привет, — бросил мне брат, сосредоточенный на стакане, который, по всей видимости, боялся уронить.
— Привет, — я улыбнулся, всем корпусом разворачиваясь к брату.
Солнце пришло, ярко осветив окрестности. Дождь отступил.
POV Том
10 Years – Fix Me
— Я тут принёс тебе персиковый холодный чай, — аккуратно поставив большой стакан с напитком, в котором бултыхались кусочки льда, на небольшой столик, я подошёл к электронному пианино, за которым сидел мой брат.
— Спасибо, — он обернулся и посмотрел на меня. — С чего такая забота? Со мной ведь уже всё нормально, Том, — Билл улыбнулся, обнажая белоснежные зубы и заставляя меня улыбнуться в ответ.
— Да просто так, — я пожал плечами, опираясь на инструмент. Не правда. Не просто так. Но разве я мог сказать, что чувство вины раздирает меня изнутри?
— Я тут кое-что придумал, — воодушевлённо произнёс близнец, ставя пальцы на клавиши пианино.
— Может, покажешь мне чуть позже? — я не дал брату начать игру, осторожно заговорив с ним.
— Ну... хорошо, — пробормотал он, снова разворачиваясь ко мне. — Ты хочешь о чём-то поговорить? — догадался Билл.
— Да... — протянул я, глядя себе под ноги. — Я хотел узнать у тебя подробности того... того вечера, — заметив, как взгляд брата медленно опускается, я покачал головой. — Прости, что напоминаю тебе об этом, но... я думаю, что должен знать, кто это с тобой сделал... — я закончил, но мои глаза по-прежнему изучали потёртый пол.
— Я не знаю никого из этих... — Билл незаметно сжал зубы, а затем продолжил. — этих людей. Кроме одного парня из школы.
— Стива Харриса? — спросил я, придавая своему голосу более непринуждённый тон.
— Нет. Стива Харриса там не было, — уверенно произнёс Билл, отрицательно качая головой. На несколько секунд о чём-то задумавшись, брат поднял на меня глаза и сощурился. — А почему ты спрашиваешь?
Внутри меня разыгралась паника. Я безумно боялся, что Билл сможет догадаться, что я причастен к тому, что произошло...
Судорожно сглотнув и натянув улыбку, я сказал:
— Так, просто спрашиваю.
Билл всё ещё смотрел на меня с подозрением, словно уже знает обо всём. Знает, но ждёт, когда я сам во всём признаюсь. Признаюсь, что по моей вине Стив Харрис сейчас в больнице и не может прийти в себя...
— Ладно, давай забудем об этом, — наконец, проговорил Билл и повернулся к пианино.
Я выдохнул, на секунду прикрыв глаза, но легче мне не стало.
— Ты пока ещё поиграй, выпей чаю, а я схожу в дом, а потом вернусь к тебе. Идёт? — я снова выдавил из себя улыбку, скрывая за ней всё, что сейчас чувствовал.