Мы все умрём. Но это не точно
Шрифт:
— И что ты молчишь?! — её голос стал срываться на повышенные тона.
Тео усмехнулся. Похоже, его молчание заводило её больше всего. Она так же легко начинала злиться, как Драко. Даже проще. Хорошо, интересно как она отреагирует на это:
— Я думал, что ты умеешь слушать, — медленно, низким голосом, словно пробуя неаппетитные слова на вкус, произнёс он. — Мне плевать на статус крови, Грейнджер.
В её глазах мелькнуло секундное облегчение, она настороженно улыбнулась, предчувствуя подвох. Теодор выдержал драматическую паузу и продолжил:
— Просто ты слабая. Вот и всё. У меня нет никакого желания с тобой возиться. Утешать, вытирать
Она внезапно с каким-то рычанием взяла со стола статуэтку и кинула в него. От неожиданности Нотт даже не подумал уклониться. Прилетело прямо в бровь. Он тут же почувствовал неприятное жжение, а по лицу щекотно потекла тёплая, тонкая струйка. Он смазал влагу кончиками пальцев — кровь. Такой реакции от неё Тео точно не ожидал. Гермиона побелела и прижала руки ко рту:
— Прости, прости, прости, — она неожиданно прытко для хромой подскочила и дотронулась пальцами до его лба. — Ты должен был увернуться!
Ещё и сам виноват оказался. Прекрасно. У них с Драко определённо было больше общего, чем казалось. Теодор слегка оттолкнул Гермиону и отошёл на несколько шагов.
— Я сейчас… — она вытащила палочку.
Одним коротким движением Нотт выбил древко у неё из руки, и оно звонко покатилось по мраморному полу.
— Не трогай меня, — с угрозой в голосе прошипел он и в два шага оказался у лестницы. Тео напоследок окинул её пренебрежительным взглядом и ретировался наверх, перепрыгивая через ступеньку. Всё это сильно напоминало позорное бегство.
Бред.
Просто слишком много Грейнджер.
У него случилась передозировка.
***
Нотт уже целый час бесцельно бродил по второму этажу, хотя ему стало ясно в первые десять минут, что здесь нет никакого тёмного артефакта. Только спускаться совсем не хотелось, поэтому он вновь достал сигареты, уселся на скрипучий, трухлявый стул и закурил. Его взгляд задержался на пыльном портрете большого семейства, висящем на стене.
Теодор с ужасом представил, что вместо магловской ссылки сейчас тоже мог бы быть счастливым отцом двоих-троих детишек. Сидеть вот так в центре портрета и держать на коленях очередного розовощёкого отпрыска. О, Алекто очень хотела детей. По его рукам пробежала дрожь омерзения, он жадно вдохнул дым, наблюдая, как уютно тлеет и трещит от огонька сигаретная бумага. Тео мысленно благословил блондинистую голову Драко с его талантом к легилименции. Как ни крути, а Малфой его спас. Если бы не Драко, то он так и остался бы блаженной, не ведающей забот шлюхой для Алекто Кэрроу.
Теодору прекрасно удавалось скрывать свою связь с профессором весь учебный год. Предки Нотты могли бы гордиться его изворотливостью. Никто так и не догадался, куда он пропадал после занятий, с кем проводил вечера выходных и почему иногда задерживался в кабинете после лекций… Ведь его Алекто была чиста и невинна как ангел, такая искренняя, нежная. Кто бы мог заподозрить её в грязной, порочной связи с учеником? Поэтому Теодор берег репутацию своей девочки и терпеливо ждал окончания Хогвартса, чтобы наконец по-настоящему быть вместе, дать ей свою фамилию и завести кучу кудрявых детишек.
Тео не сдержал истеричный смешок. Вот бы удивился отец, внезапно обнаружив на семейном древе новое лицо. Хотя, возможно, он был бы даже счастлив. Фамилия Кэрроу вполне соответствовала всем его требованиям, а то, что молодая жена была лет на двадцать-тридцать старше его сына,
Но к счастью, счастья не случилось.
Первое, что сделали его друзья, когда правда вскрылась, — отобрали палочку и заперли в изолированной комнате поместья Ноттов. Полубезумное, одержимое состояние друга напугало их всех. Его ломало и выворачивало, ему было физически больно без своей Алекто, но выбраться из заточения Тео не мог. Он проклинал всех и вся, представляя себе, какие изощрённые проклятия из арсенала Долохова он применит к Малфою. Теодор часами предвкушал, как вывернет ему суставы, как одно за другим отсоединит рёбра от позвоночника, вытащит их наружу и повесит на плечи его лёгкие, как заставит раскрошиться его кости, и вымотает кишки…
Но Драко почему-то к нему больше не подходил, зато — как женихи к девице на выданье — к нему потянулась вереница лекарей. Вот только отменить эффект приворотного зелья оказалось не так просто. Целители были правы — длительное воздействие не прошло для Тео бесследно. После выпитого антидота к Алекто его тянуть перестало. Как и ко всему остальному.
Он просто проснулся с утра и понял, что не хочет вставать с кровати. Всё внезапно потеряло смысл. Зачем вставать и умываться? Зачем есть? Чтобы поддерживать жизненные силы? Ему стало всё равно, что случится с его телом. В комнату ворвался обеспокоенный отец и прижал сына к груди. От Нотта-старшего пахло дорогим табаком и травяным успокоительным зельем. Теодор вынужденно прижался щекой к мягкому кашемировому свитеру, но ничего, кроме холодной неприязни, не ощутил.
«Просто оставь меня в покое», — крутилось в его голове. Но отец что-то говорил и говорил, будто заевшая пластинка в граммофоне…
Через несколько дней он перестал вставать с кровати и решил больше не притворяться, что ест. Зато ему начали сниться невероятно яркие сны, где он жил по-настоящему. Во снах его встречала живая мама и прекрасная, юная жена Алекто. Когда Тео просыпался, то первое время долго лежал и пытался осознать, где вымысел, а где явь. Слишком размытыми стали контуры реальности. Здесь было заключение в поместье, мать, которая давно умерла, а его Алекто была уродлива и стара… Всё вокруг казалось насмешкой. Убогим искусственным миром. Здесь звуки тише, здесь у еды не было вкуса, у красок — цвета. Здесь не было чувств. Он просыпался, и ему не хотелось двигаться, ему не хотелось дышать и, в конце концов, Теодор решил это прекратить.
Он даже почти это совершил, если бы не домовой эльф, выбивший у него из рук склянку с ядом.
И сразу же все стали вести себя с ним, как с больным, а из его доступа забрали более или менее опасные компоненты. Нотт никому не мог объяснить, что здоров, что он всё прекрасно понимает и осознаёт, и что ему просто нужно проснуться… Эти люди-тряпичные-куклы ничего не хотели слушать. Никто его не понимал. Ему требовалось лекарство от этого вакуума. От этой разъедающий нутро пустоты.
Поэтому Тео молча слонялся по дому в поисках того, что могло ему помочь уснуть и оказаться в том, настоящем мире. Желательно, чтобы не пришлось потом просыпаться и делать вид, будто бы он всех слушает, словно ему любопытно, что приготовила Марта на обед, будто ему не плевать, что там происходит вне дома и почему постоянно жжётся его метка на руке.