Мы все умрём. Но это не точно
Шрифт:
От воспоминаний, как она прижималась к нему своим телом, кровь ускорилась и потекла прямиком вниз. В паху ощутимо потяжелело, перевешивая все доводы против. Он переступил с ноги на ногу, пытаясь поправить штаны, но член натянул ткань так, что казалось, будто обнажённая головка трётся о мелкую металлическую тёрку. Это ощущалось даже больно. Он скользнул ладонью по животу и завёл пальцы за пояс брюк, всё ещё раздумывая рискнуть или нет, но когда вопрос для него вставал таким образом, то ответ всегда был очевиден. Минут пять ему же должно хватить?
Нотт расстегнул ширинку и приспустил штаны. Голую, разгорячённую кожу тут же обдало прохладным ветерком из открытого окна, отчего по рукам пробежали мурашки, а волоски встали дыбом. Впрочем, встали не только волоски. Он огляделся в поисках чего-нибудь, что могло сойти за смазку,
Гермиона определённо попыталась бы прикрыть себя руками, но не смогла из-за связанных рук. Да. Связывание. Тео любил ощущать контроль над чужим телом. Когда один неловкий жест мог стать опасной гранью. Завести руки за спину, натянуть до предела мышцы и связки, довести до пика напряжения и тянущей боли. Подвести человека к состоянию катарсиса и освобождения. Пройти этот путь вместе… Напряжение на грани — вот, что действительно заставляло его чувствовать жизнь во всех оттенках.
Грейнджер тоже стоило провести по краю. Разбить её хрупкий серый кокон, добавить ощущений в её скучную, нудную жизнь. Она ведь так состарится, иссохнет и даже не поймёт, что её время уже закончилось. Теодор смял крепче в кулаке прозрачные трусики. При мысли о том, как Грейнджер покорно сидит у него в ногах в ожидании своей участи, его член стал болезненно-твёрдым. Он выгнул вперёд спину и ещё крепче сжал ладонью пульсирующий стояк, накаляя до предела чувствительность. Как же хорошо. Нет, пяти минут точно не хватит.
Нотт представил, как связал бы девичьи запястья крепкой верёвкой её любимого гриффиндорски-красно-храброго цвета. До онемения на кончиках пальцев. Она думала, что держала под контролем свою серую, нудную жизнь? Тео бы показал, что такое настоящая беспомощность. Когда ты целиком и полностью отдаёшься чужой воле, не зная, что с тобой произойдёт дальше и насколько это может тебя возбуждать. Его кисть медленно и изящно скользила по члену, разнося волны тепла по нервным окончаниям. Теодор ласкал себя не спеша, растягивая каждое мгновение движением руки, поворотом запястья. Он потёр кончиком пальца уздечку и прикрыл глаза, наслаждаясь ощущениями. Смазки, конечно, не хватало, так что это был экспромт на сухую, но можно было представить, что связанная Грейнджер вряд ли бы тоже истекала от желания. Скорее, наоборот, она бы с тревогой ждала, что Нотт с ней сделает, и испуганно смотрела бы на него своими глазами цвета жжёной карамели. Так невинно, растерянно, высоко задрав подбородок и стоя абсолютно голая на коленях. Он представил, как пропустил бы скрученные канатики между её мягкими грудями с розовыми сосками и надёжно бы зафиксировал концы на пояснице. Не заклятьем, нет. Своими руками, чтобы самому ощущать жар её кожи, напряжение мышц и натяжение верёвки. Развел бы пошире ей ноги и пропустил один канатик между ними тоже. Что ж, если она будет хорошо извиваться, то сможет получить своё наслаждение.
Извивайся, Грейнджер.
Тео представил, как стоит, упираясь мысками ботинок в упругое бедро, во весь свой немаленький рост. А там внизу, у его ног, Гермиона. Обнажённая, связанная, беспомощная и доступная. Что бы ты с ней ни сделал — она твоя. Извивается, как змея, пытается выбраться и изнывает от трения натянутой верёвки между бёдер. Верёвка скользит между влажных складок и трётся о клитор. Цветочек жалобно стонет и пытается
Нотт представил, как бы мучилась от болезненного возбуждения Гермиона, в ожидании когда же он наконец прикоснётся к ней. А Тео бы стоял и наблюдал. Не двигаясь и не шевелясь, доводя самого себя до грани исступлённого желания. С его губ сорвался непроизвольный стон. Он, подобно Грейнджер в своей фантазии, также мучительно и медленно скользил ладонью по горячему члену, оттягивая кожу и растягивая удовольствие. Сухие ощущения были на грани дискомфорта, но облегчать себе задачу при помощи слюны он специально не стал. Теодор представил, как вставляет в её узкое отверстие пальцы, смачивая их в её густой, скользкой смазке, как обводит ими потемневшую от возбуждения головку, смешивая с собственным предэякулятом. Вот это было бы идеальное сочетание. Нотт сильнее сжал головку ладонью и резко толкнулся бёдрами вперёд, вообразив, как подставляет член к её отверстию, одним толчком погружается в тесное жаркое нутро и представляя, как она тихонько всхлипнет, глубоко принимая его в себя.
Нет, он бы сделал так, чтобы всхлипнула она громко и остро. На грани боли. Он любил стоны. По спине и рукам прошёл озноб, Тео почувствовал, как по виску щекотно скатилась струйка пота и как от напряжения в теле буквально запульсировала каждая мышца. Не сдержавшись, Теодор сипло застонал и провёл по пересохшим губам языком. Только во рту было так же сухо, как и у Грейнджер между ног. Или там уже было влажно? На чём он вообще остановился? На секунду замешкавшись, Нотт отпустил мысли в свободный полёт, и в фантазии из ниоткуда появился Драко, ревниво наблюдавший, как Тео размашисто долбит Грейнджер, а она громко, жалобно стонет от его толчков. Острый предоргазменный спазм пробежал по телу, и он широко распахнул глаза, пытаясь затормозить ощущения. Удовольствие хотелось растянуть. Только не так быстро! Мерлин, нет…
В последней попытке отсрочить наступление оргазма Тео попытался представить что-то самое неэротичное и отвратительное в своей жизни. Вроде профессора Дамблдора с крепким стояком и торчащей сквозь прозрачные трусики багровой, налитой кровью головкой. Воображаемый Драко закатил глаза и изнемождённо провёл ладонью по лицу. Зато старик Альбус кокетливо закинул ногу на ногу, отхлебнул чаёк из фарфоровой кружки и игриво пососал кончик морщинистого пальца. На его волосатых ногах были натянуты чёрные шелковые чулочки с кружевной резинкой. Оргазм накрыл бурно и безудержно, как напалм. Прошёл огнём от спины к рукам. Тео непроизвольно содрогнулся, практически сразу вновь ощутив ещё один короткий спазм, а следом ещё и ещё… Остановить происходящее казалось уже невозможно. Нотт, не сдерживаясь, протяжно застонал и стиснул крепче член. Сперма красивыми жемчужными каплями брызнула и растекалась поверх девичьего белья.
Чёрт, её было много.
Теодор продолжал поглаживать себя, наблюдая, как его семя горячими, пульсирующими толчками стекает вниз по ладони. Точно сливочный крем на тортике. Грейнджер бы слизала? Он представил её мягкий язык, скользящий по его коже, и задержал дыхание, ощущая приятную дрожь по всему телу. Как же, блядь, хорошо, что хочется срочно сдохнуть. Кончить от вида Дамблдора в кружевных трусиках. Такого с ним ещё точно не случалось.
Тео откинул голову, наслаждаясь и ловя последние волны расслабления по мышцам, затем скомкал в кулаке так полюбившиеся ему трусики, вытер о них густые, белые капли с ладони и засунул в рюкзак к дневнику. Следом он вытащил из ботинка свою любимицу Матильду, полоснул острым лезвием по ладони и начертил своей кровью размашистый рунический символ прямо на гладкой поверхности девственно-чистого комодика. Красное на белом. Красиво же.
Выходил из квартиры он в намного лучшем настроении, чем заходил. В его рюкзаке весело позвякивали маринованные корнишоны, миндальные печеньки, обёрнутые хрустящей бумагой, ключи от квартиры, личный дневник и перепачканные белые трусики.
Продуктивный выдался сегодня день. А вечер только начинался…
***
«Нам надо поговорить»
«Как поиски?»
«Ты ведёшь себя глупо, Малфой»
Гермиона вновь открыла блокнот и, убедившись, что ответа там так и не возникло, растерянно оглянулась по сторонам. Никто не заметил? Она даже не была уверена, что Малфой читал её послания.