Мы все умрём. Но это не точно
Шрифт:
— Это было глупо, пацан.
И Тео с ним мысленно согласился. Подставился, как идиот, но слушать нытьё его сестрички оказалось выше его сил. Нотт дёрнулся и попытался вырваться, но связанные руки не оставляли никаких шансов. Алекто протиснула горлышко бутылька сквозь плотно сомкнутые губы и влила в него горькое, словно сера, зелье. Он постарался сплюнуть, какая-то часть стекла по подбородку, но во рту всё равно осталось достаточно много. Амикус надавил пальцами на челюсть, не позволяя разомкнуть, и зажал нос. Тео несколько мгновений яростно сопротивлялся и брыкался, но вскоре почувствовал обволакивающее, умиротворяющее тепло, лишающее его даже этой крошечной свободы — думать. Его сознание погружалось в сон. Последняя мысль была, что сам с этим не справится. Нужно показать Драко… Зачем ему добровольно
Что увидит?
Нотт перестал бороться, выпрямил ровно спину, расправил плечи и взглянул на свою прекрасную возлюбленную. Алекто, грациозно приподняв подол, подошла поближе.
— Твоё тело принадлежит только мне, — она потянула за ремешок, освобождая его руки, — да, любимый?
— Да, — безжизненно ответил он, глядя в её чудесные глаза цвета сладкого шоколада. На ресничках застыли прозрачные слёзки, и так отчаянно захотелось собрать их губами, успокоить её, забрать всю печаль. Он неуверенно протянул руку, убирая выбившуюся прядь за ушко. Алекто всегда носила старинные объёмные серьги, и от их веса дырочки в ушах уже заметно растянулись. Такая глупышка. Так старалась ради него, но она была прекрасна и без украшений.
— Белла мне всё рассказала, любимый. Я знаю, что ты трахался с ней, — она взглянула ему за спину и едва заметно кивнула. Тео почувствовал, как на горло лёг кожаный ремешок, которым раньше были стянуты его руки. Он слегка натянулся, перекрыв ему воздух, придушив буквально на мгновенье, и скользнул по шее вверх. Амикус грубо натянул этот ремешок между зубами и закрепил на затылке. Значит, говорить ему больше было не позволено.
— Мне его подержать?
— Нет, он примет всё от меня сам. Правда, любовь моя?
Нотт коротко и послушно кивнул.
— Тогда ложись, — она указала взглядом на свою постель.
Амикус отошёл к бару и налил себе бокал вина. Тео улёгся на кровать, безразлично глядя в потолок. Ему было всё равно, что произойдёт с ним дальше. Он её расстроил, а значит, заслужил всё. Алекто села рядом, взяла его правую руку и закатала рукав водолазки почти до плеча.
— Ты никогда меня не любил и никогда на меня не смотрел. Даже сейчас ты сказал мне всё эти ужасные вещи… — всхлипнула она, а в её руке опасно блеснуло лезвие ножа. — Я тебя так люблю, ты мой единственный, именно тебе я подарила свою чистоту, и как ты теперь со мной поступаешь?
Ведьма вдавила холодную сталь в тонкую кожу на внутренней стороне руки, и Тео вздрогнул от острой боли. Нет, это не боль. Больно сейчас ей, его девочке. Пусть лучше льётся его кровь, чем её слёзы.
— Сколько раз ты мне изменял, мой милый, нежный мальчик? Сколько девок пробовало тебя на вкус? Сколько губ ты целовал?
Нотт повернул голову в её сторону и с удивлением всмотрелся в лицо любимой. Его рот был плотно зажат ремешком, поэтому ответить ей ничего Тео не мог. Какие измены, любимая? Он никогда никого так в жизни не желал, как её одну. Алекто горько плакала, старательно вырезая ножом на его руке какие-то узоры. Слёзы крупными каплями скатывались по щекам и падали на красный бархатный лиф её платья, оставляя тёмные пятна. Он сам во всём виноват. Он недостаточно доказал ей свою любовь. В месте порезов кожа отекла и слегка потеряла чувствительность, поэтому было почти не больно. Ей намного больнее.
— Ты это заслужил, — печально произнесла она, закончив узор.
Тео перевёл взгляд на свою руку — «Шлюха». Что ж, он будет носить этот подарок с честью и положит всю свою жизнь, чтобы доказать ей свою любовь и верность. К кровати неслышно подошёл Амикус и провёл пальцем по его ране. Тео безразлично вернул взгляд в потолок. Он был сам виноват во всём.
— Ну вот, ты его испортила, — Амикус спустил ремешок на шею и приложил к губам Теодора свой бокал. Вино неаккуратно разлилось по подбородку и стекло на простыню. Нотт сделал безразличный глоток, совсем не ощущая вкуса. Кажется, это было что-то ягодное… Мужчина влажно лизнул его шею, слизав расплескавшуюся жидкость, поднялся губами к челюсти и слегка прикусил зубами. Дрожь омерзения пробежала по всему телу Тео, но благоразумнее было стерпеть. Ему не хотелось расстраивать Алекто очередной ссорой
— Не смей говорить так! — зато Алекто сама оттолкнула близнеца от своего возлюбленного, не забыв пнуть его ногой напоследок. И вновь обратила жадный взор на Тео. — Мой любимый, прекрасный мальчик. Улыбнись мне, у тебя такая чудесная улыбка… — лихорадочно-ласково шептала она, аккуратно усаживаясь на него сверху и плотно придавливая своим весом к кровати.
Теодор послушно улыбнулся, за что был вознаграждён коротким, больше похожим на укус, поцелуем.
— Ты же никогда больше не произнесёшь этих грязных слов? Ты же будешь всегда мне улыбаться, да, любовь моя? — с сомнением спросила она и провела короткую линию ножом по груди. Алекто не вкладывала в это движение никакой силы, и холодный металл приятно проскользил по разгорячённой коже Теодора, отчего тот изнеможденно простонал. Ему казалось, что кровь нагрелась до состояния кипения и скоро прорвётся крупными волдырями по всему телу. Только она одна могла унять эту лихорадку. Кэрроу обвела острым лезвием круг у сердца, будто размышляя, вонзить или нет. Тео бы с радостью принял и этот её дар.
— Клянусь, — больше всего хотелось припасть губами к её коже, слизать солоноватый пот и почувствовать тяжёлый, мускусный запах её волос и репейного масла, которым она их всегда укладывала.
Но любимая лишь покровительственно улыбнулась и с силой вдавила кончик ножа в место под левой ключицей. Нотт непроизвольно дёрнулся от боли, и Амикус плотно прижал его плечи к кровати. Тео стиснул зубы, принимая каждый новый порез как благословение своего прекрасного ангела. Он сохранит их все. Алекто пыхтела и корпела, вырезая какие-то полосы. Теодор старался не дёргаться, чтобы не мешать ей. Ладонь Амикуса на плече сжала его сильнее, и он услышал, как звонко щёлкнула пряжка его ремня, а следом звук расстёгивающейся ширинки. Ну да, ты прав, братец, самое время немного подрочить. А как же кресло? Или ты решил здесь устроиться? Судя по раздавшемуся в десятке дюймов стону, Амикус занял первые места в зрительном зале. Тео не стал поднимать голову, лицезреть чужой член совсем не хотелось, поэтому он просто лежал и ждал, когда это всё закончится, отстранённо пытаясь угадать, что в этот раз подарит ему любовь.
— Теперь ты точно его изуродовала, сестра, — сказал Амикус, когда та закончила своё творчество и отложила нож. Мужчина провёл пальцем от горла Тео до его сердца, смочил в крови самый кончик и очертил им сосок. Нотт безразлично стерпел и это прикосновение.
Алекто в спешке нащупала молнию и стянула с Теодора брюки, сразу вместе с бельём, высвобождая крепкий стояк.
Его тело всегда было готово для неё…
Штаны стекли по ногам, повиснув где-то в районе щиколоток, и теперь Теодор был словно дополнительно связан в ногах. Амикус судорожно раскачивал матрас где-то с краю кровати, и у него, видимо, никак не получалось финишировать, но Теодору было плевать, что там происходило с братцем, лишь бы любимая побыстрее оказалась рядом. Алекто активно копошилась под юбкой, в спешке стягивая с себя бельё. Она нетерпеливо швырнула широкие трусики в сторону, и Тео проследил траекторию их полёта взглядом. Красные, как платье. Малышка готовилась к их свиданию.
Амикус громко, болезненно застонал, и Нотт вздрогнул от ощущения чужого тёплого семени на коже. Вот урод. Он откинул голову и с яростью взглянул ему в глаза, но тот расслабленно откинулся на спинку кровати и ухмыльнулся в бокал. Его сестра в это время безуспешно пыталась стянуть с себя платье, но, видимо, заклинило молнию, поэтому она просто раздражённо закатала подол до живота и уселась на Тео сверху.
— Я же говорила, чтобы ты его не пачкал! — недовольно взвизгнула она.
Её пухлая ладошка обхватила член Тео и провела несколько раз вверх-вниз. Орган радостно дёрнулся. Но это не ощущалось приятно, скорее даже больно: от чрезмерного напряжения, от долгого ожидания её ласк, от чувства нереальности происходящего. Алекто устроилась поудобнее, согнулась и лизнула мокрым язычком головку, пощекотав юрким кончиком уздечку. Под её ласками кровь вскипала и приливала к члену, тот болезненно пульсировал и, казалось, вот-вот лопнет. Это всё напоминало агонию. Тео попытался двинуться, чтобы ей помочь, но жёсткая ладонь Амикуса прижала его к кровати.