Мы же взрослые люди
Шрифт:
То, что она увидела, потрясло ее. Дверь ей открыл не Ринат, а какой-то зеленый помятый тип. В квартире пахло куревом. Одежда, надетая много дней назад на этого типа, ни разу не снималась. У джинсов отвисли коленки и было несколько пятен. В отросшей бороде застряли крошки еды и капля майонеза. От Рината исходил крепкий запах перегара, алкоголя и сигарет.
Нина колебалась, входить или нет.
– Да заходи ты. Я не кусаюсь, – Ринат усмехнулся печально. – Не трону тебя. Все уехали. Я один тут хозяйничаю. Я даже трезв относительно.
Уютная,
– Не обращай внимания, тут обычно чисто. Было. Раньше. – Опять этот смешок, новый, раньше так он не делал. – Хочешь чай? Кофе?
– Спасибо, не надо. – Нина брезгливо осмотрелась.
– Ненавидишь, говоришь, меня, – тихо сказал Ринат.
– Да, ненавижу, – так же тихо произнесла Нина. Но вся накачанная ненависть уже сдулась. Было опустошение, но ненависти не было.
– Хорошо, что ненавидишь – может быть, быстрее забудешь.
– Я бы хотела, чтобы тебя вообще никогда не было, – неуверенно произнесла Нина.
– Я тоже. Я хотел с тобой попрощаться.
Ринат посмотрел на гостью быстро и снова опустил голову. Он избегал смотреть ей в глаза.
– Сколько тебе осталось? Говорят же, что с этим можно долго жить.
– Можно, но я не буду.
– Ты пьешь лекарства?
– Бросил. Вот мое лекарство, – и Ринат взглядом указал на пустые бутылки.
Помолчали. Ринат закурил, допил что-то из грязного стакана.
– Ты понимаешь, что испортил жизнь самым близким людям? Ты поднасрал своей семье, родителям, детям? Просто потому, что не мог удержать в штанах свой член, – у Нины была заготовлена речь ненависти, она ее повторяла по пути в машине. Тогда все звучало хлестко, а сейчас нужные слова улетучивались, подводила интонация – сухая, не соответствующая сказанным словам. Будто Нина читала чужой текст.
– Угу.
Нина глядела на опустившегося человека перед собой. И старалась ненавидеть его изо всех сил. Она искала самые обидные слова, чтобы ненависть крепла. Но сквозь стену из ненависти пробивалось что-то другое. Что-то гораздо более ужасное – сочувствие.
– Ты как мерзкий гадкий червь. Влез в яблоко, чтобы грызть его изнутри. Ты чудовище.
Про чудовище уже очень тихо получилось и совсем неубедительно.
– Хорошо, что ты пришла. Ты правду говоришь. Я чудовище. Мне тут не место. Помоги мне закончить все это. Ты же сильно меня ненавидишь?
– Ты про что?
– Я решился. Не сегодня, завтра. Будешь моим секундантом?
–
Но Ринат не слушал.
– Я думал, как лучше это сделать. Самое простое и не мучительное – вены. Но я ВИЧ-плюс, будет много крови. Это дополнительный риск. Потом я думал просто шагнуть с крыши. Чтобы наверняка. Как у эти синих китов в ВКонтакте. Но опять же кровь, ведь мало ли что. Да и соседи. Был вариант с таблетками, но ненадежно. А мне надо, чтобы было надежно. И по возможности чисто. Сейчас вода холодная. Скоро подморозит. Я возьму что-нибудь тяжелое с собой, – Ринат говорил спокойным, будничным тоном, будто дело уже решенное, – рот и нос заклею скотчем. И прыгну. Река еще не встала. Делать буду ночью, чтобы не было шума.
– Ну и тварь же ты.
– Ты мне помогаешь очень. Ты ненавидь меня сильнее, это придает мне сил… Сделать это.
– Да я тебя сейчас задушу.
– Хорошо бы, но ты не сможешь. И знаешь что, Нина, я ведь не хотел ничего этого. Не хотел с тобой, ну ты понимаешь, о чем я. Дружба – да, а секс – нет. Ты же сама на меня вешалась. Если бы ты не вешалась, для тебя все было бы по-другому. Да, со мной все покончено. Я пихал письку во всех подряд. Но в тебя не планировал. Вот честное слово. Так что этот СПИД в каком-то смысле и твой выбор.
Нина подумала, что надо либо уходить, либо чем-то тяжелым срочно огреть Рината. Она осмотрелась: бутылки, ковшик, нож. Все остальное недостаточно подходящее.
– Ненавижу тебя, сдох бы уже поскорее, – Нине было страшно и обидно. И страшно обидно. В словах Рината слышалось что-то такое разрушительное, что снова роняло небо прямо на голову. Она стояла напротив Рината, опершись на стену. – Я не звала тебя к себе домой. Ты сам пришел.
– Да тебя так жалко было. Я пожалел тебя. Подумал, ты мучиться перестанешь.
– Пидарасина.
– Ты пела про все эти чувства. Настоящие. Как девочка. Вот я и дернулся. Но не хотел, изначально не хотел.
– Я думаю, что тебе действительно лучше сдохнуть. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше. Ты такая тварь, что о тебе даже никто и не вспомнит!
– Ты вспомнишь. Ты ведь запала на меня.
– Уже нет. Все кончено.
– Если один раз кончено, то не значит, что последний.
– Зачем ты все это говоришь?
– Не знаю. Позлить тебя.
– Охереть, какой ты мужчина! Молодец.
Нина направилась к выходу. Если бы вблизи были легковоспламеняющиеся предметы, они бы легко воспламенились.
– Фак! Фак! Фак! Фак! – повторяла она на американский манер.
Дверь подъезда открылась, и холодный снежный ветер ударил в лицо. И в шею.
«Шарф забыла у этого мудака».
Дверь была открыта. В квартире слышалась какая-то возня. Нина не сразу поняла, где.
– Я забыла шарф, – громко сказала она.