Мы же взрослые люди
Шрифт:
Нина заглянула к Алине.
– Как настроение?
– Норм.
– Уроки сделала?
– Ну, мааааам. Не начинай.
– Может, помочь тебе?
– Нет.
– Что делаешь?
– Рисую.
– Здорово! Что рисуешь?
– Персонажа, отстань.
– Как ты со мной разговариваешь? – Это уже скорее обреченно грустно прозвучало.
– Мам, пожалуйста, закрой дверь. Я не хочу сейчас общаться. У меня все норм, правда. Уйди.
«Господи, как же все это пережить», – подумала Нина.
И
ЗВОНОК ИЗ БОЛЬНИЦЫ
Ринат позвонил на следующий день.
– Ильдар должен заехать на днях домой, а там… Не убрано. Я закажу клининг, можешь открыть им дверь? Пожалуйста, мне некого попросить больше. Ключи же у тебя.
– Хорошо. Как ты?
– Да уже получше. На шее только царапина никак не заживает. Мокнет. А все остальное отлично. – Ринат усмехнулся, так мог делать только он.
– Они на сколько часов приедут? Клининг этот.
– На шесть-семь, не меньше. Я генеральную уборку заказал с глажкой. Ты можешь им ключи оставить, они потом завезут мне. У них есть такая опция.
– Ладно. Когда тебя выпишут?
– Если все будет хорошо, то к пятнице, через три дня.
– Тебе, может, вещи какие нужны на выписку. Ты же без одежды был. Без верхней, я имею в виду.
– Да доберусь так. Такси возьму.
– Зачем, я могу завезти, мне несложно. Там до такси, небось, идти и идти придется. На улице сейчас минус 11. Зима же.
– Спасибо, Нина. Спасибо, родная.
Ринат в больнице думал. Думал о своей жизни. О себе, об Австралии. О том, как ему хотелось туда. А почему хотелось-то? Хотелось сбежать? От чего? От кого? Думал, зачем он надел на свою шею петлю из шарфа? Из-за состояния аффекта, говорят врачи. Ему 39. Половина жизни уже прошла. Половины вроде как равные, но как можно сравнивать года? В один год столько всего произойдет, а потом за пять лет ничего не случится. Года весят по-разному, один больше, другой меньше, поэтому и половины будут не равны. Половина прошла, осталась другая половина. А зачем она ему? Зачем туда идти, если все самое хорошее уже случилось. Если ты знаешь, что там закат. Если ты свой максимум уже выполнил, а дальше будет только спад.
Зачем все это? Может быть, вообще не нужно? Ринат спрашивал себя об этом. И в глубине себя слышал приглушенный ответ, что дальше идти нужно. А вот зачем, ответа уже не было. Нужно и все. Но зачем?
Наверное, поэтому Ринат так рвался в Австралию. Она так далеко, там все по-другому. Там пришлось бы заново все начинать. Вторая жизнь, вторая молодость. Для чего нужна вторая жизнь? Что не так с первой? Только ли то, что она уже закончилась? Или с ней всегда было что-то не так? Почему так ценна молодость для него? Почему так страшна зрелость?
Ринат думал, времени было много, прикидывал разные варианты. Ему впервые выпало достаточно времени не спеша подумать обо всем. И впервые он не боялся, то есть боялся, даже очень боялся думать, но шел сквозь страх за своей правдой. За своими
В воскресенье он обвинял во всем ВИЧ. Медсестры уже узнали его статус и нервничали при нем, надевали перчатки, отводили взгляд. В понедельник Ринат понял, что и без ВИЧ все было бы примерно так же. Может быть, спустя несколько лет. И без ВИЧ прошлое оставалось бы его прошлым.
Ринат думал о жене. Диле. Насколько она действительно любила его. Дурацкая мысль для мужчины, но когда есть время на любые мысли, можно подумать и дурацкие. Так же бы Диля любила своего мужа, если бы мужем был не Ринат? Любила она исходя из своего долга, своей природы, потому что ее так воспитали или потому, что мужем был именно он – Ринат? Этими вопросами он подбирался к самому главному вопросу. А любил ли он когда-нибудь? Любил ли он Дилю? Ведомо ли ему чувство любви? Любил ли он себя? Любовь же – это чувство, так ведь? Значит, должно быть ощущение где-то в теле. Это же не мысль? Не умозаключение. Или любовь – это решение, которое ты принимаешь, проанализировав свои чувства? Или привет из бессознательного, сила, которая толкает туда, куда сам не пойдешь? С влюбленностью все проще – химическая реакция, гормональный всплеск, инстинкт размножаться. Со страстью тоже понятно, хотя есть вопросы, почему привлекают определенные типажи. Но вот любовь. А есть ли она вообще?
Есть, слышался в глубине сознания ответ. К детям точно есть. К своим детям. К родителям тоже есть, если повезет. А к женщине? К Диле, например, есть любовь? Если по-честному, для себя одного только узнать, есть она там, внутри, эта чертова любовь? А к Нине?
Любовь – это же что-то про свободу, да? Когда не заставляют? Когда даже наоборот, а ты все равно. Так, быть может, любовь проще почувствовать, когда ты против течения? Про любовь Ринат мысленно говорил с Ниной:
– Вот ты столько знаешь про любовь. Говоришь про нее. А что это такое? Как понять, есть она у тебя или нет?
Воображаемая Нина отвечала:
– Ты поймешь, когда почувствуешь.
– А вдруг не пойму?
– Поймешь. Ее ни с чем не спутаешь.
– А вдруг спутаю, вдруг я уже ее спутал, и она где-то есть, а я забыл где.
– У тебя же есть дети, ты поймешь.
Как бы все подытожить? Или оставить вопросы открытыми? Ринат оставлял открытыми, чтобы на следующий день думать об этом снова. Зачем жить дальше и есть ли любовь? Он не замечал, но они, вопросы, и даровали ему вторую жизнь.
Через несколько дней после поступления в больницу Рината отправили к психиатру. Протокол, через который проходят все парасуицидники. Их теперь по желанию (а раньше принудительно) госпитализируют в психиатрическую лечебницу. Высокий сухопарый мужчина с седыми волосами и седыми бровями, Антон Львович, встретил Рината дружеским рукопожатием.
– Я должен вам предложить госпитализацию в наш стационар.
Слово за слово, разговорились. Психиатр оказался верующим христианином. И такое бывает с психиатрами.