Шрифт:
Голограмма
Сатаров завёл машину. Открыв дверь, вышел, взял из багажника щётку. Закурил. Начав задумчиво скидывать снег, вспоминал разговор с женой.
– Саш! Это мещанство! Ты стал очень зависим от всего материального. Ты же художник, Саш!
– Надь! Ты о чем? Мои картины дадут деньги? На что жить будем? А сейчас ещё кризис этот…
– Если бы ты продолжал писать, возможно, и были бы… Ты хоронишь свой талант, Саш!
– А на что мы ремонт будем делать? На что тебе машину покупать? Чем платить за гимназию Славика? Да жрать что, в конце концов???
– Да
– А сейчас, значит, не любишь?
– …Не знаю… Наверное, люблю… Но ты стал совсем другим человеком…
– Странная ты баба, Надь… Нормальные жёны только бы радовались, что муж зарабатывает… Не любишь, значит…
– Ну, я-то ненормальная, наверное, ты же знаешь… Просто дни и годы идут, а ты вместо творчества продаёшь свои машины… Вот подумай, сын уже скоро вырастет, он не будет уже в нас так нуждаться… И вот мы с тобой старые сидим тут на кухне, смотрим на дорогой ремонт, на мебель нашу, за окном у нас дорогие машины. Сын где-то далеко в своей семье. И Саша, помирать уже скоро, а жили для чего? Я-то ладно! Я и замуж выходила за любимого, чтобы мой любимый развивал свой талант… Ведь мужчину делает женщина. А ты? Ты прожил, чтобы обставлять себя комфортом, а что в итоге после тебя останется? Лишь твои восхитительные ранние работы…
– И что ты предлагаешь? – Сатаров вскочил со стула. – У меня ответственность за тебя, за сына! Не неси ерунды! Я – на работу… Легко говорить, когда деньги есть…
Бросив в снег окурок, взглянул на своё окно. В окне стояла Надя. Махнув ей рукой, он вырулил на дорогу. Включил музыку. Пел Нил Хоффман. Музыка прервалась, включилась громкая связь – послышались гудки. Нажав кнопку на руле, принял вызов.
– Саня, привет!
– О! Андрюха, здорова!
– Как сам?
– Да ничего, вроде. Дом – работа…
– Ты машинами-то до сих пор занимаешься?
– Ну да… Конечно.
– Слушай, мне тут свою поменять нужно, у тебя есть что-то приличное?
– Андрюха, приезжай, посмотришь. У меня сейчас всего 12 машин… Тебе что интересно-то? У тебя какая?
– «Камри». Ты сейчас у себя?
– Смотрю, физики у нас в стране зарабатывать начали!.. Еду, буду через минут пятнадцать.
– Да мне, наоборот, что-то подешевле, поэкономичнее нужно. Ладно, подъеду тогда через часок к тебе.
– О‘кей. Тогда проще. Давай! Жду.
Приехав на работу, зашёл в свой вагончик. Бытовка была поделена на два небольших кабинета. Светка уже сидела за компьютером в своей комнате.
– Привет, Свет! Был кто с утра?
– Да заходили парочку… Помотались-помотались и ушли.
– Ясно. Сделай мне чайку.
Сняв куртку, сел за стол и включил ноутбук.
– Вам с лимоном, Александр Викторович?
– Да.
Сатаров допивал чай и смотрел в окно, когда на территорию въехал Андрей. Саша улыбнулся и, накинув куртку, пошёл показывать свои автомобили старому приятелю.
– Ну, конечно, тебе после твоей стрёмно сначала будет: классом-то пониже, попроще. Но она свежее, Андрюх, да и ремонта
– Сколько сможешь?
– Не могу сказать пока… Прикинуть нужно будет. Позвоню тебе тогда.
– Хорошо… Скажи тогда, кстати, а ест она сколько? Актуально в кризис…
– Ну да… Дорожает всё, как на дрожжах. Литров восемь жрёт…
– Ну, нормально…
– Тогда созвонимся. Ты как сам-то? Всё в институте?
– Ну да. Кредит вот три года назад на машину ещё сдуру взял… Финансирование рубят…
– Кому сейчас легко… Чайку не хочешь на ход ноги? Что на морозе-то стоять?!
– Да можно…
Они сидели с чашками чая, на столе лежала открытая коробка с конфетами. Андрей смотрел в окно. Бродячая собака, подняв лапу, поливала на выбранную им машину.
– Вот так и люди, как это собака… Конечно, объяснение есть всему, но нет таких гениев, которые смогли бы их понять. Человеческий разум ограничен. И он достиг своего предела. И мы, как эта собака, которой никогда не понять, как устроен автомобиль…
– Ты это сейчас к чему?
– Да, занимаюсь исследованиями с космологами и астрофизиками из Лондона… По переписке, разумеется – сам не был в Лондоне… Так вот, похоже, наш мир иллюзорен, и он – голограмма.
– Матрица?
– Ну, что-то вроде того… Причем, это совершенно точно. Мы исследовали все съемки Млечного Пути с космического телеспутника. И знаешь, при приближении четкость картинки пропадает, становится всё размыто.
– Поясни… Не понял.
– Ну вот возьми фото любое: вроде картинка, а увеличиваешь – всё в мелких зернах… Так вот и там: по мере приближения все становится размыто и точках… Это, пойми, явь, а не фото… Мы живём в голограмме вселенских масштабов… Пространство-время не является непрерывной линией. И доказательств этому всё больше… Матрица, как ты говоришь!
– Ты серьёзно? Я не совсем улавливаю, Андрюх… Не мог бы ты как-то предельно просто объяснить… В нескольких фразах саму суть?
– Саш… Объяснить могу и одной фразой. Но чтобы её понять, тебе потребуются годы.
– Ну, объясни.
– Нас реально НЕ существует!
Сатаров смотрел в глаза товарища. Почему-то после этой фразы по спине побежали мурашки. Андрей отвёл глаза и опять посмотрел в окно. Собаки не было.
– И одновременно, Саня, существует несколько реальностей. Одновременно мы можем быть в тысячах мест, с миллионами разных судеб. Одновременно… Ладно, Саш, мне в институт пора. Ты позвонишь тогда?
– Если бы мне говорил всё это кто-то другой, я бы пропустил мимо ушей… Но ты меня, Андрей, в ступор ввёл.
– Да я сам в ступоре, дружище… Доказательства всему неопровержимые! И чем дальше погружаемся – тем больше. Ладно, мне, правда, пора. Встретимся ещё.
Андрей поднялся, протягивая руку. Сатаров сглотнул слюну и протянул влажную ладонь.
Сатаров открыл дверь и вошёл в свою квартиру. Подойдя к мольберту, он сел напротив картины и пристально в неё уставился. Его старая сталинская квартира, оставшаяся ему от бабушки, была превращена им в мастерскую. Кругом стояли его работы. Смотря на картину, он думал о только что состоявшемся разговоре с Надей.