Мятеж
Шрифт:
Привычно зазвучали доклады о готовности. Майор Техрани сделал знак «тихо», прижал рукой гарнитуру рации, желая ничего не пропустить. В перекличке экипажей он искал хоть какие-то, хоть мельчайшие признаки того, что САВАК предприняла новые меры безопасности. В каждом из танков был офицер безопасности САВАК, их привезли в часть на автобусе рано утром и рассадили по танкам перед выдвижением на площадь. Танк «Богатырь-6» был рассчитан на четырех человек, в нем не было автомата заряжания, как в современных гаубицах, – и поэтому нужен был заряжающий. Сейчас на месте заряжающего, скорчившись, сидел офицер САВАК, он был даже выше ста восьмидесяти сантиметров и едва поместился в танк. Но САВАК не знает, что в критической ситуации командир танка вполне может заменить
– Лев-четырнадцать, у нас все штатно, готовы к движению.
Доклады бежали по цепочке, каждый из танков докладывал по очереди готовность. Если танк застрянет посреди площади – это будет позор, после которого полетят головы. То же самое произойдет, если танки не смогут держать строй или, к примеру, столкнутся. Поэтому перед парадом они дважды репетировали проход танковых колонн на одном из скоростных шоссе, где специально отгородили кусок трассы.
Что-то – непонятно что, разобрать мешал шум вспомогательной силовой установки танка – в свою рацию докладывал офицер САВАК, его звали Махмуд, но майор Техрани старался не думать об этом. Убить его придется именно ему, для этого у него есть лезвие, которое он спрятал за околышем своей парадной фуражки, утаив от обыска. Он не знал, как именно он это сделает, возможно, лезвие и не понадобится. Возможно, он просто задушит его или сломает шею, у него сильные руки, и он сделает праведное дело, пусть и таким страшным способом. Одним из самых популярных видов спорта в танковом полку было рукоборство, или армрестлинг, если на английском. У майора Техрани были сильные руки, мало кто мог бросить ему вызов. Да, он попытается убить голыми руками, саваковец может заметить, как майор снимает фуражку и заподозрить неладное. Если он успеет передать сигнал тревоги по рации – произойдет катастрофа...
Да, это грех. Страшный грех, потому что тот, кто убил одного человека, – убил всех людей. Возможно, этот офицер САВАК тоже в душе является правоверным и ненавидит тирана, пусть и тайно, – но ведь его нельзя спросить об этом, не так ли? И велик ли этот грех по сравнению с теми грехами, которые он, майор Техрани, взял на себя? Велик ли этот грех по сравнению с тем, когда он сел за рычаги асфальтового катка и направил машину на распятого на асфальте человека, дерзнувшего посягнуть на Даджала?Велик ли этот грех по сравнению с тем, как зачищали они деревни приграничья – да, конечно, там жили контрабандисты и бандиты, но является ли это достаточным для того, чтобы ночью расстрелять деревню из танковых орудий, а потом гусеницами танков додавить тех, кто чудом уцелел в пылающих развалинах?
И достаточно ли будет того, что они сегодня сделают, чтобы посметь взглянуть на Аллаха, когда они предстанут перед ним?
– Лев-главный всем Львам – начать движение! Колонна по четыре, дистанция пять, скорость десять, маневрирование по головным машинам колонн!
Взревела основная силовая установка машины, едва заметная дрожь пробежала по броне, рык дизеля заполнил бронированное чрево тяжелого танка. Саваковец поморщился...
Ни один из них – ни майор Техрани, ни подполковник Бехрузи, ни его сын Ахмад – не надеялись уйти живыми. Это просто невозможно, на площади – тысячи стражников, тайных и явных. Десятки глаз следят за каждым, своры псов бросятся за ними в погоню – но будет уже поздно. Тиран падет...
Ахмад плавно тронул многотонную машину с места, танк шел особенно плавно, потому что на него сегодня надели специальные накладки на гусеницы, дабы защитить городскую мостовую от разрушительного воздействия. Дизель прогрелся, выйдя на режим,
– Давайте помогу... – Майор протянул руку, повернул рычаг. Саваковец с облегчением выпрямился, показываясь в люке и давая знать наблюдателям САВАК, что у них все в порядке...
– Лев-один всем Львам. Тысяча метров! Выровнять ряды!
Саваковец снова пригнулся, ссутулился, опускаясь в бронированное чрево танка, майор протянул руку, чтобы закрыть люк, но в этот момент его левая рука вдруг изменила направление движения и вцепилась офицеру безопасности в плечо.
Офицер что-то крикнул, но этого никто не услышал, дернулся, но было уже поздно, майор крепко держал его на плечо. Голова майора врезалась в подбородок офицера САВАК, правой рукой танкист попытался нанести сильный удар в солнечное сплетение, но не было возможности размахнуться, и удар не погасил сознание обреченного. Взревев от боли, саваковец попытался ударить майора в пах, ему это тоже не удалось, танк двигался, его немного мотало, и ни один из борцов не мог ничего сделать, чтобы быстро и сильно ударить второго – не хватало места. Майор Техрани – его лицо оказалось на одном уровне с искаженным ненавистью лицом саваковца – внезапно подался вперед, схватил что-то зубами, сжал челюсти изо всех сил, ощущая, как что-то хрустит под ногами, и горячая, соленая жидкость заполняет рот. Саваковец начал бить в бок, стараясь пробить печень, майор в ответ попытался ударить коленом в пах. В бронированной ловушке танковой башни не на жизнь, а на смерть сражались два человека – они били, грызли, уродовали друг друга, стараясь убить другого, прежде чем найти свою смерть.
Саваковец вспомнил об оружии. В кармане у него лежал небольшой револьвер, нужно было освободить хотя бы одну руку, чтобы достать его и попытаться выстрелить. Но в этом случае у него будет одна свободная рука против двух, и он не сможет остановить с остервенением атакующего его противника. И тем не менее офицер решился – танк в этот момент качнуло, нога майор соскользнула с фальшпола башни, он на мгновение ослабил усилия – и этого времени саваковцу хватило, правая рука нырнула в карман. Он выстрелил прямо через карман: раз, потом еще раз – револьвер это позволял. Он не знал, во что попали его пули, и ему не суждено было это узнать – с диким ревом майор нанес сильнейший удар лицом в голову, мгновенно выбив сознание из офицера САВАК. Следующий удар был уже добивающим – в горло...
– Лев-один всем Львам. Сто метров! Последний рубеж!
Последний рубеж...
Правая нога словно отнялась, какое-то странное тепло разливалось по ней...
– Целы?
Майор Техрани чуть наклонился, посмотрел на темное пятно, расползающееся на поверхности светлой штанины...
– Ахмад! Ай, Ахмад! Ай, Ахмад!
Первая пуля попала младшему лейтенанту Ахмаду Бехрузи в левое плечо, но он, белый как мел, держал управление машиной. Проклятье.
– Его надо...
– Нет времени!!!
– Отец...
Подполковник Бехрузи привстал со своего места, потянулся к сыну.
– Что? Что, о Аллах, помоги...
– Делайте, что должны... – из последних сил проговорил Ахмад Бехрузи. – Аллах Акбар, Махди Рахбар!
Танк приближался к трибунам...
Хорошо хоть не догадались устроить личный обыск – иначе, клянусь честью, я пристрелил бы кого-нибудь из этих наглых саваковцев. Верней, не пристрелил, у меня не из чего стрелять. Просто свернул бы шею...
Чем заметнее мы приближались к трибунам, тем плотнее становились ряды оцепления. Здесь был и народ – обычные персы, прибывшие на парад, дабы хоть одним глазком увидеть светлейшего, но одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, в какой степени толпа разбавлена агентами САВАК, полицейскими и жандармами. Они даже не пытались особенно скрыться в своих темных очках.
– Господа, кажется, это посольская трибуна... – сказал Арено, внимательно изучив билет.
– Вероятно, вы правы, сударь. Но у меня пропуск на первую. Честь имею...