Мятеж
Шрифт:
Танк начал разворачиваться...
Поняв, что будет дальше – благо мы стояли на самом верху трибуны, – я просто сбил с ног Хусейна и перекинул его через бортик, отправив в полет с двенадцатиметровой высоты. Да, так он неизбежно сломает руку, наверняка и ребра, возможно, получит сотрясение мозга – но все это лучше, чем быть разорванным в куски танковым снарядом. От переломов и сотрясения можно вылечиться. Если в то место, где ты стоишь, попадает пущенный прямой наводкой танковый снаряд, не найдут даже, что похоронить...
Охрана действовала медленно и глупо – они попытались остановить меня,
Приземлился плохо, тяжело – не сломал лодыжку, но боль прострелила подобно молнии. Ожидая разрыва танкового снаряда, я упал, прикрывая голову руками, но взрыва не последовало. Вместо этого словно заработал отбойный молоток...
Пулемет... У них нет снарядов!!!
Рядом зашевелился, застонал принц Хусейн, теперь, похоже, шахиншах Хусейн. Слава Аллаху – он не упал головой вниз, свернув шею, грохнулся на бок, попытавшись сгруппироваться. Но от неожиданности сгруппироваться ему не удалось – и, кажется, он что-то сломал...
Я попытался шагнуть – и застонал от боли. Мы были на асфальтированной площадке за трибунами, к нам бежали несколько солдат Гвардии из оцепления. Если Гвардия в заговоре, если в танке не псих-одиночка, нас просто разорвут на части. Хотя какой, к чертям, псих-одиночка – в танке экипаж четыре человека...
Подбежав, несколько солдат окружили нас, направив пистолеты на меня, командовавший ими офицер в темных очках тряс пистолетом и что-то орал на фарси, который я до сих пор не удосужился нормально выучить. У меня не было ни пистолета, ни возможности что-то сделать, ни даже возможности просто поговорить с ними, а взбесившийся отбойный молоток продолжал бить по трибуне.
– Я русский! Я русский! – догадался заорать я.
Не может быть, чтобы хотя бы офицер не учился у нас....
Хусейн попытался подняться и не смог...
– Я русский!
– Стой, стреляю! Стой, стреляю!!! – заорал командир, видимо, это было то немногое, что он запомнил на русском.
Не знаю, чем бы все это закончилось тогда, если бы не обезумевший танкист на «Богатыре». Отбойный молоток вдруг заглох, потом что-то грохнуло там, за трибуной – да так, что солдаты присели, а потом взревел мотор, и танк пошел на прорыв...
Надо пробиваться к машинам... Надо ехать... в посольство, засесть там, там какая-никакая охрана. Выйти на связь со средиземноморским оперативным соединением, пусть поднимают морскую пехоту и флотский спецназ. Если это заговор, если начнется мятеж – тут все захлебнутся кровью...
– Я русский! Это – принц Хусейн! Надо увезти его отсюда! Надо...
Что-то ударило по танку с такой силой, что на какой-то момент майору показалось, будто их танк вот-вот перевернется...
– За рычаги! Давай! Давай же! За рычаги, сын шакала!
Страшное ругательство сдвинуло с места
Добравшись до рычагов управления, подполковник Бехрузи послал танк вперед. Пусть у них остался всего один снаряд, да и тот некому было положить в лоток, пусть у них совсем не было патронов к пулемету, но сам по себе танк, шестидесятитонная бронированная махина с тысячесильным дизелем и прочной броней, все равно что осадный таран, мало какая стена в современном городе остановит его.
Слабеющими пальцами майор Техрани нажал кнопку поворота башни, чтобы подготовить танк к тарану, чтобы пушка ему не мешала. Потом нащупал аптечку, на ощупь достал оттуда жгут – надо было остановить кровь, иначе шансов не будет никаких, они так и умрут в этом танке, кровь праведников и кровь нечестивцев смешается, и сам Аллах не сумеет ее отличить. А так... шанс еще есть, Аллах свидетель, есть...
Хрястнув, уступил напору стали бетон, стальная коробка танка проламывалась сюда, в парк. За трибунами был так называемый Парк шахидов – высаженный в честь всех тех, кто когда-то отдал жизнь за Персию. Сейчас, учитывая уровень террористической угрозы и то, что произошло на параде, – название казалось более чем двусмысленным.
Солдаты испугались – танк проломился всего в пятидесяти метрах от нас. Они не бросились защищать нового монарха – они бросились наутек. Грех было оставаться здесь и мне, а тем более – принцу, нет, теперь уже шахиншаху Хусейну.
– Поднимайтесь! Быстро!
Хусейн болезненно скривился, я, недолго думая, подхватил его руку, поднял – и закинул к себе на плечо. В учебке мы таскали бревна и большие камни – и ничего с нами не случалось, а человек куда легче камня.
– Кажется...
Не говоря ни слова, я потащил его к выходу из парка, пытаться выбраться на площадь нельзя, если это заговор – то нас растерзают в секунды. За спиной гремели автоматные очереди, стреляли много, но явно не в нас. Каждую секунду я ждал, что загрохочет танковый пулемет и нас сметет, разорвет на части поток пуль. Но танкисты то ли решили, что с нами покончено, то ли просто у них кончилась лента – на нас они внимания не обратили. Никакого.
Тем хуже для них.
Выезд из Парка шахидов должен был быть перекрытым, но никого на местах не оказалось, вместо того чтобы стоять на постах, жандармы то ли разбежались, то ли побежали за танком, стараясь поразить из автоматов бронированное чудище. Тем хуже для них и тем лучше для нас, потому что там стояла пустая полицейская машина. Людей у ограды почти не было, те, что были, – опасливо косились на нас.
Машина была заперта, но я локтем выбил боковое стекло, скривившись от сильной боли. Открыл изнутри две дверцы, свалил принца на заднее сиденье, сам плюхнулся на переднее, начал разбираться с проводкой за рулевой колонкой.