Мятежная весна
Шрифт:
Она неуверенно сделала шажок прочь.
Люция всегда с жадностью поглощала книги, впитывая всякие интересные сведения, ее разум не мог удовлетвориться тем, что внушали наставники. О том же, что сейчас более всего ее занимало, – об элементалях, – похоже, и вовсе никто ничего не знал. Люди, за исключением немногих осужденных ведьм, склонны были считать магию вымыслом. И даже Сабина, заявлявшая о себе как о ведьме, настоящей магии не показывала. И ничего не смогла противопоставить Люции, когда та защитила себя и Магнуса от
«Тебе незачем было убивать ее», – шептал где-то внутри тоненький голосок, не перестававший терзать Люцию с того самого дня. Вот и сейчас перед мысленным взором снова проплыло видение безжизненного, обгорелого тела, падающего на пол…
– Расскажи мне, Алексиус, – прошептала принцесса. – Расскажи обо всем!
Он провел рукой по бронзовым волосам, и на его лице отразилась некоторая неуверенность.
– Эва жила очень, очень давно. А воспоминания имеют свойство блекнуть. Даже мои.
– Но она испустила дух тысячу лет назад, успев сделать пророчество. Не ты ли сам это сказал?
– Да. И тогда же мы утратили Родичей.
У нее перехватило дыхание.
– Ты говоришь, что не вполне отчетливо помнишь волшебницу, жившую тысячу лет назад… Сколько же всего тебе лет?
– Я уже сказал тебе, принцесса. Я весьма стар.
– Да, я поняла, но насколько?
Он немного замялся, потом ответил:
– Мне две тысячи лет.
Люция потрясенно смотрела на него.
– Получается, ты не просто старый. Ты… древний!
Он поднял бровь, и улыбка снова заиграла на его губах.
– А тебе всего шестнадцать по счету смертных. Совсем дитя!
– И никакое я не дитя!
– Самое настоящее.
Люция застонала. Подобный спор вел в никуда. Как и попытки осознать, каким образом Хранитель двух тысяч лет от роду умудрялся выглядеть таким юным и привлекательным. Право же, это был самый привлекательный паренек из всех, кого она знала! Ей даже пришлось строго напомнить себе, что перво-наперво следовало как можно больше у него обо всем разузнать.
– Я хочу туда. – Она указала в сторону города. – Мне нужно с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь, кто достаточно ясно помнит предыдущую волшебницу. Кто она была, какой была, что сделала… все о ней!
– Это невозможно, принцесса. Это сновидение, то есть, как я уже говорил, всего лишь отражение реальности. Но даже будь это реальностью, смертным нет хода в Убежище. И мы, Хранители, не можем его покидать. Разве что обращаясь ястребами.
Возможно, этот разговор и был настоящим, но сон накладывал свои ограничения. То, что Люция видела перед собой, относилось к реальному миру примерно так же, как рисунок или картина – к настоящим явлениям жизни. Алексиус принимал облик ястреба и путешествовал по миру смертных, чтобы наблюдать за нею! Мысль о том, что она с младенчества находилась у него под присмотром, внушала смутное беспокойство.
– Какой это, наверное, великий дар – принимать
– Верно, это дар, – тихо согласился он, но в голосе звучала боль, заставившая отозваться ее сердце. – А может, проклятие. Как посмотреть…
Люция непонимающе нахмурилась:
– Ты затянул меня в этот сон, утверждая, что способен помочь. Каким же образом? Или это у тебя тоже… поблекло?
Она вовсе не имела в виду поддеть его, но не удержалась от искушения. Пока что он ничего полезного ей не поведал, лишь раздразнил тонкими намеками, из которых ничего существенного нельзя было извлечь. Алексиус между тем уставился куда-то влево, и глубокая морщина возникла на его лбу.
– Здесь кто-то есть.
– Кто? – Люция оглянулась, но никого не увидела.
Но Алексиус уже успокоился:
– Это моя приятельница, Федра. Она не желает нам зла. Разве что недоумевает, куда я подевался.
– Она тоже Хранительница?
– Да, конечно. Она помогает собирать сведения, чтобы мы…
И тут он исчез. Просто перестал быть, вот и все.
Люция встревоженно огляделась:
– Алексиус?
Но и луговина вместе с Убежищем тоже исчезли. Осыпались битым стеклом в бездонную черноту…
Йонас
Оранос
Ястребиная Бровь, крупнейший город Ораноса, являл отличный пример жизни под властью Кровавого короля. И неплохо подходил для попыток заронить в головы жителей некие крамольные мысли, прежде чем бунтовщики вернутся в дебри Диколесья.
– Ты посмотри только на них, – сказал Йонас Брайону, идя по тротуару оживленного делового квартала. Кругом чередовались сверкающие таверны, роскошные гостиницы и лавки, торговавшие всем, что угодно душе, от цветов до драгоценностей и нарядов. – Суетятся как ни в чем не бывало!
– Да уж, оранийцы умеют… – Брайон помедлил, ища точное слово, – приспосабливаться.
– Я бы выразился иначе: умеют верить тому, во что хочется верить.
Мимо них как раз шел юноша примерно их возраста, и Йонас окликнул его:
– Приятель, ты здешний?
Светловолосый парень был облачен в тончайшие шелка, изумрудного цвета курточку украшало золотое шитье.
– Да, здешний, – проговорил он и нахмурился, оглядывая рваную и запыленную одежду пелсийцев. – А вы… я так понимаю, приезжие?
Йонас сложил на груди руки:
– Мы приехали в Ястребиную Бровь, надеясь разузнать, как живется в этом прекрасном городе при новом короле.
Юноша немедленно обежал взглядом прохожих. Люди шли мимо, не обращая на них никакого внимания. Потом он уставился куда-то вправо: там, на ближнем перекрестке, стояли на посту двое королевских солдат.
– Вы работаете на короля Гая?
– Считай нас независимыми исследователями, – ответил Брайон.
Юноша неуверенно переступил с ноги на ногу.