Мятежный дом
Шрифт:
Отчего же, сэр. Я бы нашелся. Мне просто некуда уходить, мастер Сэйкити… Совсем некуда.
Сэйкити успел еще рассказать, что задумал эту скульптуру давно — в корабельном госпитале Синдэна, между операциями по вживлению в культи нейроконтактов и разными стадиями фаллопластики. Ему тогда это казалось забавным — всю жизнь хотел стать скульптором, а стал скульптурой. Синдэнский медик, который слегка заскучал, когда все легкие раненые повыздоравливали, а тяжелых в состоянии криостаза отправили в орденскую командорию, был рад вспомнить свою светскую квалификацию пластического хирурга. Северин Огата на два месяца стал его любимой игрушкой. Сначала, боя, мне хотелось повеситься. Я собирался это сделать, как только переведут
Когда он говорил о своих планах самоубийства — Дик вспомнил о Рэе, который тоже попал в плен на Андраде, и подумал: а ведь они могли встречаться. Помнил ли капитан Огата в лицо всех своих подчиненных-морлоков? Это ведь было одно лицо… а имя Рэя Порше ничего ему не скажет — разве что напомнит название десантного корабля…
Дик совсем уж было собрался рассказать Огате про своего друга — как тот внезапно заснул. Выглядело это страшновато: скульптор вдруг выронил планшет и завалился на бок. Юноше ничего не осталось, кроме как завернуть его в халат, прикрыть одеялом, одеться самому и ждать, пока он очнется.
Видимо, Сэйкити всех здесь приучил к тому, что его лучше не беспокоить во время работы. Ни одна служанка не постучалась в дверь, никто не попытался связаться с художником через домовый терминал. Прошел час, другой — передние комнаты заполнялись народом, и когда где-то внутри дома открывались двери — до Дика доносились музыка и пение: в борделе начиналось то, что с натяжкой можно назвать «рабочим днем».
Время шло, а Сэйкити не просыпался. Дику пришлось выбираться из его мастерской — сначала в поисках туалета, потом — места, где можно спокойно покурить. Ткнувшись в дверь ровно напротив мастерской, он обнаружил выход в крохотный садик, посреди которого находилась еще одна работа Огаты: статуя полураздетой (именно так: не полуобнаженной, а полураздетой) женщины, полулежащей, с кубком вина в руке. Ее тело было полно самых дерзких обещаний; полные губы, приоткрывшись, ждали вина или поцелуя, но пустые глаза не выражали ничего. Камень статуи, какого-то ржавого цвета, подчеркивал вызывающую откровенность грудей и бедер женщины, грубую роскошь ее диадемы, браслетов, ожерелий… Одежды срывались с покатых плеч жесткими, ломкими складками; тяжелые кудри красавицы текли по этим складкам, словно водопад по уступам — казалось невозможным, что они изваяны из одного куска. Многослойные рукава соскользнули к локтям — и если смотреть сзади (Дик обошел статую по кругу), то казалось, ткани сковали ей руки, а браслеты похожи на кандалы. При всей откровенности позы и жеста, при всей красоте эта женщина вызывала не похоть, а скорее злость, если смотреть спереди, и жалость — если сзади.
И вот теперь Дик знал, что фигура и волосы этой женщины — это фигура и волосы Баккарин, а вот лицо не ее. «Вавилонская блудница», — назвал Дик про себя статую. Интересно, чье же у нее лицо?
…Дверь в душ открылась — и жена Сэйкити, свежая и еще более красивая, вошла в спальню.
— Искупаться не хочешь?
— Я тут, кажется, на сто лет вперед накупался, — сказал юноша.
— А, онсэны… — женщина улыбнулась. — Знаешь, что… за этим домом, я уверена, следят. Если кто-то выйдет отсюда ночью и направится к Ройе — может выйти нехорошо, так что оставайся-ка ты здесь до утра, а там придумаем, как тебя вывести…
— А… где? — осторожно спросил Дик. Баккарин пожала плечами.
— Это бордель. Здесь, как в большой семье — всегда найдется место для еще одного.
Глава 11
Дуэль
Женщина была, как и большинство простолюдинок, небольшого роста, пухлая и темноволосая. Держалась она с большим достоинством, но не без той скованности, которую планетники нередко ощущают в присутствии космоходов, особенно из старинных и знатных родов. Звали женщину Ашерой Михра, и она сама искала встречи с Роксаной Кордо, главой императорской комиссии по положению гемов — что было довольно нетипично: обычно хозяева гемов от таких встреч всячески уклонялись и увидеться удавалось только в здании суда.
Рокс жестом пригласила посетительницу сесть и налила ей минеральной воды, чтобы та чувствовала себя непринужденней.
— Мы занимаемся гемами, которые страдают от жестокого обращения. В первую очередь, — сказала Рокс. — Поэтому появления хозяина здесь по собственной воле… необычная вещь.
Не то чтобы совсем необычная, добавила она про себя. Здесь в последнее время каждый день по собственной воле кто-то появлялся — поскандалить. К счастью, Рэй Порше и старый Скимитар могли деликатно и почти безболезненно скрутить и вынести из офиса посетителя любой весовой категории.
— Спасибочки вам, — сказала женщина, но к стакану не прикоснулась. — Так я насчет своей гем-девушки, Тануки…
Рокс кивнула, поощряя говорить дальше.
— Я её сама не бью и даже в полицию редко посылаю, будьте покойны, — сказала женщина. — Да если хотите, она сама вам скажет… Никогда этого у меня не водилось…
— Я вполне готова вам поверить, — сказала Рокс. — Но всё ещё не понимаю причины вашего визита.
— Ага, о причине-то всё и дело, — трактирщица прочистила горло. — Видите ли… Задурил он ей голову. Вот всё дело в чём — заморочил мне служанку.
— Э-э… кто именно? — Рокс почувствовала кисловатый привкус. Гем-служанки или работницы-тэка порой становились жертвами соблазнения или насилия со стороны людей. В последнее время даже не «порой», а ужасающе часто — Рокс познакомилась с динамикой этого процесса в полицейской статистике благодаря Исии. Бог весть почему подонки делали это — услуги проституток неуклонно дешевели, и при свободных нравах простолюдинов только полный ублюдок не мог бы найти себе женщину бесплатно. Наверное, гемок насиловали именно такие… Если у жертв был на тот момент отработал депо-имплантант и они беременели, эти беременности искусственно прерывали. Как правило. Но случалось, что дело выплывало наружу только с родами. По законам дома Рива, таких детей стерилизовали во младенчестве, и в дальнейшем они присоединялись к рабам. От гем-рабыни не мог родиться свободный человеческий ребенок.
Рокс находила эту практику отвратительной. Если Танука беременна от человека, ее нужно укрыть в Салиме и младенцу тоже, когда он родится, предоставить убежище…
— Да пацан этот имперский, — госпожа Ашера понизила голос. — Ну, Суна Эрикардас, да вы его знаете…
Роксана Кордо почувствовала толчок под ложечкой. А откуда…?
— Его все знают, — тем же заговорщицким тоном добавила женщина. — Он ко мне захаживал. Аппаратура-то у меня — старьё, часто рук просила. А рук ему было не занимать, умел заставить вещи работать. И вежливый такой всегда, уважительный… Кто ж его знал! Мягко стелил, одним словом. Ну и совратил её… за моей спиной.
— В каком смысле совратил? — сухим ртом спросила Рокс.
— Да Богом своим распятым запорошил все её куцые мозги! Вот ведь непонятливая вы какая! — всплеснула руками женщина. — Ох, что это я — простите, простите!
— Нет-нет, ничего, — у Рокс отлегло от сердца, — продолжайте.
— Так я и говорю: сбил ее с последнего толку. Имя придумал. И накрутил в башке, что вроде она тоже человек и права имеет… А тут указ об элиминации, и идут такие разговоры, что скоро будут тэка стерилизовать…