Мятежный дом
Шрифт:
— Ели бы не он с его задвигом, сеу Эгри, я бы вам и этого не дал вынести, — возразил Ройе. — Времени в обрез.
— Я тебе потом все объясню, — сказала Хельга. — Они тут очень щепетильные насчет законов.
— Не понимаю вашего сарказма, сеу Риддерстрале, — сказал Детонатор.
«Не будет же он драться с женщиной», — отрешенно подумал Дик. — «Или будет?»
— Никакого сарказма. — Хельга наморщила нос. — Просто удивляюсь: почему вы не скомандовали нам пристрелить и пилота вместе с рейдерами? Остались
— Хельга, есть предложение, — сказал Габо. — Давай будем переживать в открытом море. Там я буду чувствовать себя немного спокойнее и сумею тебя адекватно утешить.
— Информация, — сказал Ройе. — Вы же читали житие святого Брайана Риордана. Должны знать, что допрашивать пилота, который не хочет говорить — а особенно нашего пилота, со всеми ментальными блокадами — дело муторное и грязное. А Талия сама все рассказала. Она и не считала нужным ничего скрывать, просто так было проще всего.
— Так вы с ней даже были знакомы? — Хельга скривилась.
— Да. К сожалению, недостаточно хорошо для уверенности в том, что она меня не сдаст.
— Завяжу-ка я узелок себе на память: не поворачиваться к вам спиной, мастер Ройе.
— Как вам будет угодно. Созерцать вас с фронта мне так же приятно, как и с тыла.
Дик больше всего на свете хотел, чтобы этот разговор прекратился, но деваться некуда: их с Ройе должен был забрать катер, который вот-вот отстыкуется от падающего корабля…
Над горизонтом разлилась зарница, взметнулся в небо столб пара и водяных брызг — а потом, долгие секунды спустя, воздух принес глухой удар.
— Это видело, наверное, все население Дайкобара и Хикари, — Габо покачал головой. — И вы думаете что-то скрыть?
— Чем больше шума, тем легче все скрыть. Население видело, как корабль сел, потом — как он взлетел, не справился с управлением и упал в море.
— А когда служба безопасности узнает об этом, она решит, что транспорт с грузом просто испарился, — Хельга снова усмехнулась.
— Нет. Она решит, что это я. Но сорок человек покажут, что я, не просыхая, пьянствовал в своем маноре. Это не снимет с меня подозрений — но арестовать меня до Сэцубуна они побоятся. А в Сэцубун они попытаются меня убить. До этого момента им самим будет выгодней представлять дело так, словно во всем виноваты рейдеры, например, они захотели поживиться оружием бесплатно…
…Дик прислушался — из туалета не доносилось ни звука.
Он осторожно открыл дверь и увидел, что Шана спит, положив голову на обод унитаза и обхватив посудину руками.
Дик подхватил ее подмышки и поволок в душ.
После двадцати секунд оживленной возни под холодной водой (все это очень напомнило Дику неприятную историю на аварийном трапе «Паломника»), шана очень четким и трезвым голосом сказала:
— Все. Я уже все. Хочу вытереться и спать. Пусти.
Дик отпустил. Сделал шаг назад и включил сушилку. Отвернулся. Холодная вода — это было хорошо. Это было вовремя.
Потому что до него наконец дошло: Шана похожа на Бет. Так же сложена.
— Спасибо тебе, — Шана набросила на его плечи халат, прямо поверх мокрой туники. Ты переоденься, я выйду, если хочешь.
Потом он уложил ее в общей спальне и вышел покурить в маленький дворик, к «вавилонской блуднице».
Кажется, что Огата только сейчас испугался по-настоящему. Испугался не провала — а наоборот: того, что у них все может получиться.
Дик хорошо был знаком с этим чувством: иногда кажется, что лучше просто страдать и утешать себя тем, что ты, по крайней мере, ни в чем не виноват. Потому что знаешь: стоит только взять на себя ответственность — и страдать будешь больше, в том числе и от собственной вины тоже…
…Из несущегося к навеге вихря вырвалась окутанная синеватыми бликами капля: катер. Он шел низко, над самой поверхностью океана, поднимая за собой шлейф водной пыли.
— Они и в самом деле щепетильны, — сказал Габо, когда Ройе сбежал вниз по трапу. — Считают, что их грязную работу не должен делать никто, кроме них. Мы — крестоносцы. Мы на всю галактику заявили, что сражаемся против рабства — вот нам и дали расстрелять рейдеров. А убить пилота… это их внутреннее дело. Есть вещи, которые должны быть сделаны, несмотря на то, что их делать никак нельзя.
— Вот и Нейгал, наверное, так рассуждал, — огрызнулась Хельга. — Извини, Дик.
— Ничего, — юноша прекрасно понимал, что имеет в виду Габо и прекрасно понимал, что имеет в виду Хельга — почему же ей так трудно объяснить такие простые вещи. — Только Нейгал так и не смог сделать то, что сделал господин Ройе. Не смог стрелять в своих ради чужих.
— Нейгал, — проговорил молчавший до сих пор Огата, — да простит меня его дух, был дурак. Умный человек понял бы, что тогда нужно было стрелять в своих — но не ради чужих, а ради своих же.
— Ну, вы-то не стреляли… — возразила Хельга.
— Я-то как раз стрелял. Хотя по большому счету вы правы, мадам: я тоже оказался дураком и трусом. Стрелять надо было больше и решительнее. До того, как возникло восстание, а не после. Но я струсил. У меня была молодая жена, у меня был друг, я боялся их подставить — и не верил, что Директория дойдет до такой подлости… Наверное, лучше всего будет сказать: предпочитал не верить.
— Ты вольный художник, — Ройе умел возникать рядом почти бесшумно, как снежный тролль. — И больше всего на свете тебе хотелось, чтобы все это провалилось куда-нибудь, а ты остался с планшетом, глыбой базальта и плазменным резаком.