Мыс Иерихон
Шрифт:
Джесси потряс головой:
— Чашку кофе.
Я оглядела его с ног до головы и заметила, как напряжен его подбородок и сжаты плечи. Отказ от алкоголя означал, что он вновь сосредоточился на болезни. Чувствовал он себя явно плохо.
Джесси думал о том дне, когда «БМВ» сбил его с велосипеда, повредил позвоночник и удрал на полной скорости с места преступления. Думал о том, что простая тренировочная поездка по горной дороге стоила жизни его лучшему другу и круто повернула его собственную быстрее, чем он мог когда-либо себе представить.
—
Я приняла от барменши чашку кофе.
— У меня тоже.
— Чур, я первый. — Он пошел, повисая на своих костылях, к столику и сел за него. — Сегодня я обедал с Лавонн.
Я демонстративно пристально осмотрела его с головы до ног. Его брюки цвета хаки были порваны на колене, на тенниске красовалась реклама наиболее предпочитаемой в Санта-Барбаре экипировки для серфинга — «Секс Вэкс» от Зога.
— Ты не слушал лекций относительно того, как нужно подлизываться к боссам. Так ведь?
Лавонн Маркс была партнером-распорядителем в «Санчес-Маркс», юридической фирме, в которой Джесси имел практику. Она была наполовину ракетой «Хеллфайер», наполовину еврейской матерью, которая прощала ему лохматые волосы и пиратскую серьгу в ухе, пока он был способен рвать на куски оппонентов в ходе перекрестных допросов и есть сытные обеды. Я села.
— Она собирается предложить тебе работу, — сказал он.
Оркестр заиграл другую музыку, а гитарист сорвался с места в карьер, словно драгстер, [1]забарабанил ударник. Я внимательно посмотрела на Джесси:
— На полный рабочий день?
— Ты уже и так работаешь на фирму по двадцать часов в неделю.
— Но на рабочем месте в офисе всего пять часов.
Остальное время включало в себя написание краткого изложения сути дела, с которым сторона выступает в суде, выступления в суде и вручение повесток. Полный рабочий день означал собственный кабинет с видом на черепичные крыши, медицинскую страховку, плановый уход на пенсию и визитные карточки.
— Партнерство?
— Скажем, три года следования одному курсу.
И шанс работать в кабинете, который находится рядом с кабинетом любимого человека. Пятьдесят часов в неделю за то, чтобы быть постоянно рядом.
Я разглядывала его в желтом освещении.
— Лавонн сначала спросила тебя, не будешь ли ты возражать?
— Я не возражал.
Полная занятость, темные костюмы, колготки. Прощай, жизнь свободного художника. Никакой публицистики на темы права. Можешь вернуться к своим романам, если выдастся время в выходные дни.
— Я только что получила гранки «Хромового дождя».
— Ты пишешь по ночам, а эта возможность у тебя останется.
— А как насчет биографии? Это могло бы превратиться в серьезное исследование.
— Ты ее все равно писать не будешь. Файлы с материалами Джакс и Тима лежат у тебя в сейфе уже полгода.
А ведь эти файлы — единственное, что у меня осталось на сегодняшний день.
— Я подумаю об этом, — пообещала я.
Но вместо этого я думала о Джесси. Мы отложили
Я ощутила заметное облегчение. Душевные муки прекратились. Но потери, которые понес Джесси, обескуражили его и бросили в некую эмоциональную пропасть. Казалось, он начал постепенно отгораживаться не только от меня, но от всего того, что его окружало. И я не думала, что, работая рядом с ним в одном учреждении, смогу решить эту проблему.
Он сжал руками свою чашку с кофе.
— Это работа, а не тюремное заключение.
— Конечно, работа.
— Тогда почему же ты выглядишь так, словно собираешься вернуться все к тому же краю пропасти?
Начать жизнь заново было практически невозможно, потому что он слишком хорошо знал меня. Я только собралась сделать остроумное замечание, когда по его лицу пробежала тень и он прижал к нижней части спины кулаки. Джесси прикусил губу в попытке выйти из затруднительного положения. Я ждала. Поделать я ничего не могла.
— Ну, так что у тебя за новость? — спросил он.
У моего отца была пословица: «Боже упаси меня от людей с добрыми намерениями». Впоследствии я часто повторяла ее уже для себя, но в тот момент, наблюдая за тем, как Джесси болезненно переживает свое поражение, я решила проявить доброту.
— С этим можно подождать.
В полночь барменша взяла перерыв и ушла в проход между домами, который находился позади клуба. Дождь прекратился. В ушах у нее звенело от музыки. Она оставила дверь открытой на несколько дюймов, подперев ее кирпичом, закурила, подняла голову и посмотрела на ночное небо. Сквозь приоткрытую дверь все равно проникали звуки, но здесь по крайней мере она могла слышать собственное дыхание.
Ей также было слышно, как по телефону-автомату за дверью разговаривал какой-то мужчина.
— Это Мерлин, — говорил он. — Она в «Чако» и не одна.
Барменша затянулась «Винстоном» и посмотрела, как покраснел кончик сигареты.
— Она была в доме в Исла-Виста, а потом поехала к центру. Когда я вошел в клуб, она стояла у стойки и пила «Хайнекен».
Барменша задержала сигарету в дюйме ото рта. «Наверное, частный детектив», — подумалось ей.
— Она ждала этого парня на костылях. Он назвал ее Роуэн, — продолжал мужчина. — Я не знаю, что с ним. Возможно, у него проблемы с коленными чашечками. — Пауза. — Из-за того, что эта Роуэн сказала ему. Послушайте, они послали меня по полной программе, когда заговорили черт его знает о чем.