Мышеловка
Шрифт:
Я чуть не подавился сигаретой, услышав подобную предательскую откровенность. Какая муха его укусила?
— Не знаю. Не встречался, — хмуро ответил я. — Да и вы ведь уверяете, что она не существует в природе? Все это легенды, вымысел. Плод невежественного ума.
— Как сказать, как сказать… — туманно отозвался доктор.
А Милена уже уцепилась за его слова. Теперь пришла ее очередь толкнуть меня локотком в бок.
— Ты виделся с ней? Признавайся, — произнесла она, метая в меня молнии из глаз. — Когда? Где? Сколько раз? Как прикажешь
— Успокойся. Девушка-Ночь похожа на ядовитую жабу. Она забегала ко мне на огонек, выдула чашку спирта и вылетела в окно, — ответил я.
— Врешь! — не унималась Милена. — Она — твоя любовница. Ты даже ни одной болотной кикиморы не пропустишь.
Разговор начинал принимать опасный оборот, тем более что он проходил на людях. Милена явно искала повод для ссоры. Что-то во мне в последнее время раздражало ее — я заметил это еще в Москве. Но сам доктор Мендлев неожиданно пришел мне на помощь.
— Девушка-Ночь, конечно же, всего лишь поэтический образ, — сказал он. — Но ею может оказаться любая реальная женщина. Даже вы, Милена… — А потом тотчас же сменил тему, не дав развить ее, хотя мне хотелось о многом его спросить. — Странный все-таки этот оползень… И в прошлом году был точно такой же. Словно кто-то проводил репетицию. А теперь подошло время премьеры. Вы заметили, что склон горы будто бы срезан?
— Скорее, взорван, — уточнил Марков.
— Да… да, — согласился доктор. — Странно.
— А я так думаю, — вставил Барсуков. — Все это ерунда и глупость. Просто ваш поселок расположен в очень скверном геологическом, географическом, энергетическом и прочее месте. Вот вам и валятся каждый год камни на голову, а по болотам бродят Девушки-Ночки, укрытые белыми простынями.
— Как знать, как знать… — снова туманно отозвался доктор и попрощался с нами. Он был чем-то явно расстроен. Тем, что его, как и нас, закупорили в этой Полынье, словно в бутылке, лишили свободы? Или он что-то прознал о моей мимолетной связи с рыжей Жанночкой, которая наверняка была и его любовницей?
В поселке наша группа как-то сама собой разделилась на две половинки. И отдельную единицу — Комочкова. Я предложил всем пойти к водонапорной башне, обещая показать невиданные красоты, но Милена заупрямилась. Она сейчас походила на норовистую лошадку, бьющую копытом о землю.
— Что ты нас, экскурсовод несчастный, таскаешь за собой, как баранов? — сказала она. — Ну и что мы увидим с твоей Пизанской башни? Как хорошо, свежо и прекрасно болото вокруг нас? Глаза бы мои его не видели… И тебя, кстати, тоже. Я купаться хочу. Давайте наймем лодку и покатаемся по озеру!
К ней тотчас же присоединились Марков и Ксения. А Комочков решил вообще уединиться, посидеть где-нибудь в теньке и подумать над смыслом жизни и своей будущей статьей. Он даже и название ей уже придумал: «Падение в Полынью, или Мистические реалии нашей жизни».
— Как, звучит? — спросил он меня.
— Там будет о смерти деда?
— Там будет
— Тогда пиши, борзописец, — напутствовал его я, а вслед удаляющейся к озеру троице проворчал: — А вы катитесь, птицы водоплавающие…
И мы с Барсуковыми пошли к башне. Разлад в нашем милом семействе начинал крепчать. Я чувствовал, что не только мы с моей милой женушкой, но и все пятеро наших друзей переходим в какую-то новую фазу жизни, меняемся под воздействием невидимых причин. Как тут не согласиться с Комочковым о «мистических реалиях»? И даже случившийся оползень был закономерен, как необходимое звено в нашей мутации.
Мишка-Стрелец лежал на травке и листал затрепанную книжку, но, едва лишь увидел нас, вскочил на ноги.
— Дай закурить! — обратился он ко мне, глядя своим голубым и серым глазами в разные стороны. Его оттопыренные уши просвечивали на солнце. Тотчас же, без всякого перехода он продолжил: — Ну, значит, так: с вас каждого по три доллара минус налог за бездетность плюс полтора доллара за бинокль и еще один со всей группы. Итого: одиннадцать долларов двадцать пять центов. За деньгами могу зайти завтра.
— Мишенька, ты не перегрелся? — спросил я, поднимая с земли книжку: это оказались «Персидские письма» Монтескье, выброшенные мною на помойку, когда я разбирал хлам в доме деда. — В прошлый раз ты брал гораздо меньше.
— Изменились обстоятельства, — деловито сообщил он. — Наш поселок превратился в закрытую зону, а значит, и попасть на башню стало труднее.
Какая-то логика в его словах была.
— Ладно, — согласился я. — Полезли.
Вскоре мы все четверо оказались на небольшой площадке с перильцами. Первой стала осматривать окрестности в бинокль Маша.
— Мадам, обратите внимание налево, где плещется лазурь озера, а одинокая и крикливая чайка напоминает бегущую из сераля султана наложницу, — пыжился Мишка-Стрелец. — А прямо перед вами расстилается вытканный мхом болотный ковер, по которому так и хочется пройтись босиком…
Да, чтение Монтескье явно пошло ему на пользу. Потом бинокль взял Сеня, но, в отличие от жены, ему мало что понравилось.
— Пошло все это… — хмуро сказал он, — чайки, ягодки, ковры, мхи, рогатые олени и бегущие по волнам султаны… А вот это уже интересно.
— Что именно? — полюбопытствовал я.
— Наш Николя, вместо того чтобы писать статью, крутит щуры с какой-то рыжей цыпочкой.
— Это, наверное, Жанна, медсестра доктора Мендлева, — догадался я, а Маша отобрала у мужа бинокль и направила в ту сторону, куда показывал Сеня. При этом ее миловидное и нежное лицо приобрело какое-то странно-озлобленное выражение, словно бы начиная каменеть. Я заметил, что и Сеня косится на нее ледяным взглядом. Может быть, он догадывается о ее связи с Комочковым? Такие вещи никому не удается скрывать слишком долго: это все равно что выхватывать из клетки со спящим львом куски мяса — когда-нибудь да попадешься.