Мышеловка
Шрифт:
Очнулся я на берегу, а мне казалось, что я все еще плыву где-то в озере: кругом была вода. Потом я сообразил, что это льет немилосердный дождь, и услышал рядом с собой голос Маркова:
— Очухался, а притворяется мертвым. Вставай, великий утопленник!
— Кто меня вытащил? — спросил я, оглядывая стоящих возле меня друзей.
— Кто же, кроме нашего боевого капитана, способен на это? — сказал Комочков. — Я бы лично не пошевелил и пальцем.
Милена склонилась надо мной, присев на корточки.
— Дорогой, тебе лучше? — спросила она, чуть не плача. А может, уже и поплакала — кто
— Чего-то сердце прихватило, — ответил я.
— А мы думали, ты комедию ломаешь, — сказал Сеня. — Все-таки мы все дураки, что полезли в воду.
— Во всем виноват Марков, — сердито произнесла Ксения.
— А я вас заставлял? — тотчас же откликнулся он. — Голову надо иметь на плечах.
— Вот у тебя-то ее и нет. Кочан какой-то с ушами.
— Пошли домой! — произнес я, поднимаясь. — Там будем браниться. В тепле. А я, как заслуженный утопленник Советского Союза, помирю вас.
Пока мы шли обратно к дому, Милена держала меня под руку, словно боялась, что я сейчас вырвусь и снова нырну в озеро.
— Что же ты меня так пугаешь, негодник? — сказала она шепотом.
— А что бы ты стала делать, если бы я действительно утонул?
— Вышла бы замуж за Маркова. Я ему давно нравлюсь.
— Тогда Егорке не надо было бы меня спасать…
— Это он действительно сглупил.
— Может быть, вернемся и повторим финальную сцену?
— Нельзя войти в одно и то же озеро дважды. Мы придумаем что-нибудь другое. Такое же душещипательное.
— Хорошо, — согласился я.
Тогда я еще не знал, насколько наш разговор будет близок к истине. Когда мы вернулись домой, меня освободили от кухонных обязанностей, а подготовкой к ужину занялись женщины. Разогрели долгожданного поросенка, достали с ледника холодную закуску и все остальное, а Комочков стал открывать бутылки. Наконец стол был полностью сервирован, и мы уселись, горя желанием немедленно приступить к трапезе. Аппетит после купания в озере разыгрался нешуточный. Даже у меня, наглотавшегося доброй порции воды. И хотя я чудом избежал смерти, но меня не покидало какое-то странное ощущение, что я повторяю путь деда, и мое сегодняшнее спасение — лишь отсрочка. Самое главное ожидает не только меня, но и всех нас, явившихся в Полынью с беззаботным весельем, впереди.
Марков постучал вилкой по бокалу, призывая всех к молчанию.
— Хочу сказать тост! — произнес он строго. — Втяните языки и слушайте. Мы собрались здесь благодаря усилиям нашего дорогого полупокойника Вадима Евгеньевича Свиридова. Но есть еще одно обстоятельство, которое заставляет меня внести минорную ноту в наш праздничный ужин. Это — нелепая и трагическая смерть Арсения Прохоровича, моего дальнего родственника и кровного деда Вадима, в чьем доме мы имеем честь пребывать. Я мало знал этого воистину замечательного человека, но был много наслышан о его феноменальных способностях. Он исцелял людей — а это высшая мудрость и истинное призвание, которое дано не каждому. И если он сейчас… слышит нас, то пусть возрадуется и пребудет в мире и вечном покое! Помянем его, друзья, и не будем забывать о тленности всего сущего и близости неизбежной смерти! — Закончив свою витиеватую тираду, Егор лихо опрокинул в себя водку, не позабыв крякнуть при этом.
— Ну…
— Приходится, понимаешь ли, пить с разными барыгами ради дела, — ответил Марков, пережевывая ветчинку.
— А правда, что твой дед был… колдуном? — спросила вдруг Ксения.
— Не знаю. Наверное. Так он сам себя называл, — сказал я.
— И может явиться ночью? Как привидение?
— Ровно в полночь, — уточнил Комочков. — К тебе первой. Ты еще никогда не соблазняла привидение? Приготовься.
— А он был симпатичный мужчина?
— Как наш Вадим. Он и сам, должно быть, колдует по ночам. Лапки лягушек варит.
— Милена, твой муж знает какие-нибудь заклинания? Чем он тебя приворожил?
— Не скажу, — ответила Милена, поглаживая мое плечо.
А гроза тем временем продолжалась и становилась все сильнее и сильнее. Дом буквально сотрясался от сильных порывов ветра, и казалось, что на поселок надвигается ураган. В зале не было окон, возле стен горели лишь свечи, но мы все ощущали, что где-то над крышей сверкают молнии, и слышали рокочущие раскаты грома. Все это сливалось в какую-то тревожную симфонию дождя, ветра и грома, щемящих душу звуков, словно небесный оркестр принялся исполнять свой траурный марш. И мы, сидящие за столом, будто бы справляли поминки, и даже шутливый разговор не мог помешать напряженному ожиданию чего-то сверхъестественного, которое обязательно должно было случиться.
— Страшно как-то, — сказала вдруг Маша, оборвав подтрунивание Комочкова.
И он не стал продолжать, умолкнув на полуслове. Маша выразила чувства всех нас. Возможно, лишь Егор Марков не был охвачен этим мистическим страхом, который явился невесть откуда, проникнув в полутемный зал. Он продолжал орудовать большим кухонным ножом, разрезая поросенка на блюде на равные порции. Он был по-прежнему абсолютно спокоен и невозмутим.
— Ну, вот и готово, — сказал наш капитан. — Можно приступать жрать.
— Ты бы выражался поблагороднее, — заметил Комочков.
— Неужели ты ничего не чувствуешь, Егорка? — спросила Милена.
Марков покрутил головой, принюхался.
— Чувствую ароматный запах, — сказал он. — А что? Поросенок должен пахнуть навозом?
— Да нет же! Мне кажется, что сейчас кто-то незаметно вошел сюда и уселся рядом с нами. Восьмым.
Все притихли, опасливо оглядываясь.
— Тебе надо в Баден-Баден ехать, на воды, — произнес Марков, отправляя в рот кусачек мяса. — Вадим, отправь свою жену лечиться. У нее нервы не в порядке.
— Но я тоже чувствую это, — сказала Ксения, расширив от ужаса глаза.
— И тебя туда же! — вынес свой вердикт капитан. — В одну палату. А на дверь — амбарный замок. Ну, кто у нас еще страдает головокружением от страха? Будем дрожать или начнем есть поросенка?
Комочков молча разлил мужчинам водку, а дамам — вино.
— Все дело в грозе, — сказал он. — Электрические заряды в воздухе аккумулируют атавистическое начало в человеке. И он, словно пещерный житель, стремится спрятаться как можно дальше. Кроме того, новая обстановка… странный дом… Все естественно. Не надо их ругать, Егор. Мне и самому как-то не по себе.