Мышеловка

Трапезников Александр

На кладбище, среди могильных плит, склепов и памятников, мы как-то неожиданно потеряли друг друга. Сначала отстал Комочков, разглядывая понравившиеся ему изваяния, потом куда-то упорхнула Ксения, словно залетевшая на погост бабочка, а когда я оглянулся, то со мной рядом не было и Маркова — его тоже унесла нелегкая. Я искал могилу деда,’ но, кажется, снова заблудился. И лишь после пятнадцатиминутного блуждания мне повезло: я наткнулся на запомнившееся мне имя на постаменте: «Кирюшин Коля. 1981–1982», и дух этого младенца повел меня по правильной дорожке. Вскоре я вышел к отлитому Ермольником памятнику — двум выползающим из земли рукам, которые держали скрещенные мечи. Я остановился перед могилой деда. Мое внимание сразу же привлек букетик полевых цветов, лежащий на холмике. Наверное, его принесла тетушка

Краб или кто-то еще — ведь деда в Полынье чтили многие. Но и убили его тоже здесь. Где любовь — там и смерть, подумал я. Мне вдруг показалось, что какие-то неуловимые изменения произошли тут… Что-то нарушилось после моего первого посещения. Словно бы сам памятник чуть сдвинулся в сторону, накренился. Приглядевшись внимательней, я заметил, что это действительно так: один из мечей был чуть выше другого. Странно, ведь они были установлены абсолютно ровно. Казалось, что это пытался подняться покойник, сбросить давивший его многотонный груз сырой земли. И хотя я старался уверить себя, что, скорее всего, это связано с оседанием почвы (или причина в пронесшейся над Полыньей грозе?), но неприятное ощущение не покидало меня. Так же было и в тот, первый раз… Скверные шутки преподносит мне мое воображение на кладбище. Я вспомнил и свое появление в поселке, то, как вступил в дом деда, как рассматривал его старый хлам, как изучал тетрадки, как напугало меня незримое присутствие кого-то радом со мной. Все это было уже тогда, будто кто-то подавал мне какие-то знаки из потустороннего мира, которые я не мог или не желал понять. И эти мечи в подвале… И вновь тетрадки… Как жаль, что мне не удалось их сохранить, что я отнесся к ним столь беспечно. Конечно, все эти рецепты были средневековым бредом, но разве сейчас — все мы — не живем в том же средневековье? И хорошо еще, что вообще не вернулись к пещерной жизни… Мне вдруг вспомнился один рецепт, на который я тогда обратил внимание и который показался мне самым безумным, вызвав язвительный смех: «Как выйти сухим из воды, не окаменев при этом?» Что это означает? Кабалистика какая-то… Я повторил про себя: выйти сухим из воды… выйти сухим… и не окаменеть… Не умереть физически? Воплотиться во что-то? Не в камень, а в плоть? Нет ли тут какого-то потайного смысла? Выйти сухим… из озера? Нет, чушь! Мои мысли скакали так быстро, что я не мог ухватить ни одну из них, спокойно проследить до конца. Голова стала кружиться… Выйти сухим из озера и не окаменеть. Нет, не из озера — из воды — так было написано. А какая разница? И при чем здесь вообще этот рецепт? Он не имеет никакого отношения к смерти деда. А вдруг?..

Я содрогнулся, потому что чья-то рука легла мне на плечо. Рядом стоял Марков. А я смотрел на него совершенно отрешенным взглядом и не узнавал.

— Пойдем, — произнес он. — Я не хотел тебе мешать, но ты стоишь так уже минут десять.

— Да-да… конечно… — услышал я свой голос, который показался мне чужим. — Уйдем отсюда… скорее.

Глава 20

Двойники в затерянном мире

Мы так и не дождались ни Ксении, ни Комочкова, а когда терпение наше иссякло, пошли домой. Сами найдут дорогу.

— Мертвяки их утащили, вот что я тебе скажу, — пошутил Марков.

— Они не питаются журналистами, — в тон ему отозвался я. — Можно подавиться и умереть во второй раз.

«А можно ли действительно умереть дважды?» — тотчас же подумал я. Эта нелепая мысль пришла ко мне еще на кладбище, когда я стоял перед могилой деда. Умереть, выйдя сухим из воды… Какая-то чертовщина лезла мне в голову. Чтобы немного развеяться, мы по пути заглянули к тетушке Краб.

— Ну наконец-то! — всплеснула она руками. — Я уж думала, вы совсем меня позабыли.

На столе сразу же появились маринованные грибочки, огурчики, помидоры, зелень, печеная картошка — словно тетушка раскинула скатерть-самобранку. В центральное место даже опустилась бутылочка наливки.

— Сие есть высшее проявление мудрости, — одобрил Марков. — Вы светлый луч в этой темной Полынье.

Мы с аппетитом набросились на угощенье. А после третьей рюмки и вовсе размякли. Жизнь снова заблестела яркими красками. Какое-то умиротворение исходило от тетушки Краб, спокойствие, безмятежность. Она суетилась возле плиты, а мы поглощали пищу и лениво переговаривались.

— Тетушка! — вспомнил вдруг я. — А что делает пекарь на болотах? Я его сегодня видел с башни. Прыгает по кочкам, как жаба, и что-то собирает.

— Да он ведь… гадюк ловит, — ответила она и от отвращения передернулась. — А потом травы всякие, растения…

— Гадюк? — Марков выразительно посмотрел на меня. — Зачем ему это? Яд в булочки выдавливать?

— Он для доктора Мендлева старается. Тот ему за это приплачивает. Не знаю уж, для каких там таких медицинских целей… Может, мази делает. А Кимка, почитай, у нас в Полынье один-единственный, кто по болотам ползает, с детства такой. Все тропинки знает. И ведь не боится! Я бы сроду на болото не пошла. А он аж в такую глубь забирается!

— Сноровистый дядя, — похвалил я. — Наверное, для него эти болота как дом родной. А может быть, он не только доктору, но и деду змей да корешки таскал? Тот ведь у нас тоже всякие лекарства и рецепты составлял.

— Уж непременно, — согласилась тетушка. — Хотя и Арсений сам знал заветные тропки. Но до Кимки ему было, конечно же, далеко.

— А что, если эти тропки-то у них где-то и пересеклись? — предположил я. — Могли они поссориться из-за какого-то редкого растения? Или змейки? Могли. Чем дольше здесь, в Полынье, живешь, тем больше новых фактов открывается. Возьмем такой треугольник: доктор — пекарь — дед. Допустим, что пекарь находит на болоте то, что нужно и Мендлеву, и деду. Но он не торопится сделать выбор, тянет из обоих жилы. В булочной происходит между ним и дедом бурная сцена с оплеухой. Мстительный пекарь угрожает убить дедулю. Тем более что ему выгодно избавиться от человека, который и сам, рыская по болотам, может наткнуться на это «нечто». И тогда — прощай его заработок. К этому его подбивает и доктор Мендлев, для которого дед является конкурентом. Остальное — дело техники.

— Хорошо мыслишь, — усмехнулся Егор. — Одна неувязочка: мешок с телом к озеру тащили совсем другие люди. Милиционер и один из охранников Намцевича.

— Ну и что? А может быть, они тут совсем ни при чем? И откуда ты знаешь, что было в мешке? Мишка-Стрелец не видел. А если там был совсем другой труп? Или какая-нибудь… вещь. Которую надо утопить, чтобы спрятать.

— Но тело деда выловили именно из озера, хотя пекарю, если он убил его, проще было бы сбросить труп в болото. Как ты можешь объяснить это?

Я не знал — как, и поэтому молчал. Но чувствовал, что в моих словах что-то есть. Я высказал одну верную мысль. Но какую? Она крутилась у меня в голове, но я не мог сосредоточиться. Мешала тетушка Краб, которая вдруг стала говорить о какой-то дочке Аграфены, своей соседки, убежавшей смотреть оползень и до сих пор не вернувшейся.

— А время-то уже седьмой час, а она еще утром ушла, — вздыхала тетушка. — Не случилось ли чего? Может, ее на болото потянуло, она ведь такая бестолковая, малость с придурью…

— Если с придурью, так надо под замком держать, — в раздражении перебил ее я. — Сколько ей лет?

— Тринадцать.

— Ничего, найдется. Из Полыньи теперь никуда не убежишь.

Мы поднялись из-за стола и стали прощаться.

— Вадим, нехорошо как-то, — шепнула мне тетушка Краб, когда Марков уже спустился с крыльца и зашагал к калитке. — Страшно мне чего-то, ночью особенно. Как засну, так и вижу его: будто он стоит рядом и на меня смотрит.

— Кто?

— Да Арсений наш, кто же еще? Молчит и смотрит. И глаза какие-то… не его. Водяные… чужие. Боюсь я. К чему бы это, а? Может, и правда дух утопленника по ночам бродит?

— Ну будет вам, тетушка! — сердито сказал я. — Глупости все это. Меньше надо на ночь котлеток кушать. Выбросьте это из головы. А то обижусь.

— Ладно, Вадимушка, ладно, — поспешно отозвалась она. А вслед добавила: — Молчит и смотрит, словно не узнает…

Мы вернулись домой, где уже собрались все наши. Не хватало только Милены. Но я не очень беспокоился, потому что она могла назло мне проваляться на берегу озера до позднего вечера. Такой уж у нее был вредный характер: если она захотела мне насолить, то еще и наперчит в придачу. Марков предложил, не теряя времени, заняться осмотром дома, на предмет поисков внутреннего врага. На что Сеня Барсуков ответил язвительным замечанием: