Мышеловка
Шрифт:
— Так это за тобой я гонялся в свою первую ночь в Полынье? — спросил я.
— Да, за мной. Но я не хотел вас пугать. Так получилось.
— А кто подложил под лестницу мечи?
— Не знаю. Когда вы приехали, я провел этот день у своей матери. И вернулся сюда только ночью.
— Значит, ты ничего не знаешь и о тетрадках деда?
— Они куда-то исчезли. Я несколько раз обшаривал весь дом, но не мог их найти. Я знаю, какую ценность они представляют. Ведь там собраны рецепты на все случаи жизни. Даже такие, которые и не снились нынешним докторам. Арсений Прохорович очень дорожил ими.
— Странно. Я сразу же наткнулся на них в подвале, под лестницей. Словно бы кто-то специально подбросил их мне на глаза. А потом они исчезли.
— Вы знаете, — шепотом произнес Григорий, — мне всегда казалось, что в этом доме кроме меня порой бывает кто-то еще… Но он до того ловок, что я никогда не мог увидеть его или застать врасплох. Но он навещает дом — в этом я уверен точно. Может быть, этот человек и подложил вам мечи? И тетрадки. Но как они оказались у него?
— Вопросы здесь будем задавать мы, — грубо остановил его Марков. — Давай ври дальше.
— Егор, сними с него наручники, — попросил я. — Никуда он отсюда не убежит, потому что некуда.
С большой неохотой Марков щелкнул браслетами и убрал их в сумку.
— Только одно лишнее движение, — предупредил он, — и…
— Понял, — ответил Григорий, разминая запястья. Потом посмотрел на меня и продолжил: — Я жил здесь до того времени, пока не приехали ваши гости. И тогда я понял, что оставаться тут больше нельзя, слишком много народа.
— А ты, значит, любишь философствовать в одиночестве? — съязвил Марков.
Григорий теперь обращался только ко мне:
— Я ушел на болото, в свое лежбище. Там было довольно уютно, а многого мне не надо.
— Постой, — остановил его я. — А та ночь, когда мы тут затеяли беготню… Кто-то вывернул пробки, потом жуткий крик… Говорящая кукла на веранде, напугавшая Машу до истерики… Наконец, живая гадюка в моей постели. И перевернутый подсвечник, от которого чуть не случился пожар. Чьих рук это дело?
Григорий покачал головой.
— Я ушел еще в сумерках, — произнес он. — Говорю же вам, что в доме бывает кто-то еще. Наверное, он все это и учинил. Я никогда не вредил вам… Ни вам, ни кому другому. Я жил на болоте, а когда начались все эти убийства — мне рассказала о них мать, — я испугался. Я решил, что все подумают на меня.
— На кого же еще? — сказал Марков.
— Егор, остынь, — посоветовал я.
— Да нет, я понимаю, — отозвался Григорий. — Я самая удобная мишень. А друг ваш, как посмотрю, такой же следователь, что и тот, в Мурманске… Потом мое лежбище обнаружил булочник Раструбов, я еле успел спрятаться в кустах. Теперь — все, решил я, хана. Он непременно приведет туда людей. Меня схватят и разорвут на куски. И я снова решил перебраться сюда, в ваш дом. Но я никого не убивал, поверьте… — закончил он.
— Да мы-то тебе верим, — усмехнулся Марков. — Вот поверит ли прокурор?
— А вчера ночью ты слышал что-нибудь подозрительное? — спросил я.
Григорий секунду помедлил.
— Я видел… — тихо сказал он.
— Что именно?
— В середине ночи я решил пробраться на кухню и разжиться немного хлебом и водой.
— Ворюга, — процедил Марков.
— Но когда я чуть приоткрыл люк, то увидел босые ступни ног и опущенное острие меча. С него уже стекала кровь. Я тотчас же спустился по лестнице вниз. Как я понял, на кухне кого-то убили. И еще… Мне кажется, что это были женские ступни. Уж больно небольшие.
— Если это верно, — задумчиво промолвил я, — то подозрение в убийстве Николая теперь падает на Машу или Ксению.
— Или Милену, — добавил Марков. — Но, по-моему, все это вранье.
— Я готов поклясться на чем угодно, — произнес Григорий. — Вы же разумный человек: зачем мне рубить сук, на котором сижу? Зачем кого-то убивать? Наоборот, я должен быть тише воды ниже травы. Я бы давно уже покинул Полынью, если бы не оползень… Что вы решили со мной делать?
Мы с Марковым переглянулись. Егор пожал плечами, словно перекладывая всю ответственность на меня.
— Пока останешься здесь, — сказал я. — Я покажу тебе твою кровать.
— Ежели так, — с облегчением вздохнул он, — то позвольте мне спуститься вниз, в подвал. Там мне будет привычнее.
— Как хочешь, — согласился к, а Марков так хрустнул суставами пальцев, словно предупреждал, что будет с ним в случае чего.
После того как Григорий удалился в свою нору, мы на всякий случай завалили оба люка — на кухне и в комнате Ксении — тяжелыми вещами. Потом еще раз обсудили услышанное, взвесив все «за» и «против». Я склонен был доверять этому несчастному человеку, преследуемому судьбой. Марков — нет.
— Не отдавать же его на растерзание толпе? — произнес я.
— Нет, конечно… Но и держать в доме потенциального убийцу опасно.
— Пусть живет. Будем за ним приглядывать. Пойми, если бы он захотел, то давно бы уже всех нас вырезал, как кур. Неужели ты, когда работал в милиции следователем, так же издевался над подозреваемыми?
Марков посмотрел на меня, почесал затылок, но ничего не ответил. Потом улыбнулся:
— Ладно, гуманист, давай спать. Утром разберемся…
А утром, перед тем как мы сели завтракать, я сказал Милене, чтобы она приготовила еще одну чашку, поскольку нас будет шестеро. Пока Марков объяснял им, кого я выловил вчера ночью, я спустился в подвал, нашел под первой ступенькой лестницы скрытый дугообразный рычаг и повернул его на себя. Потом ухватился за цементную плиту, и она с легким скрежетом подалась в сторону. Вниз вели несколько каменных ступенек. Подсвечивая себе фонариком, я спустился в крошечную каморку, настоящий земляной чулок примерно три на три метра. У стены, на подстилке из поролона, лежал Григорий.
Возле его головы стояла канистра с водой, керосиновая лампа, несколько свечей. Вот, пожалуй, и все, что тут было.
— Я все думаю, — произнес Григорий ровным голосом, — за какие такие грехи меня наградила судьба столь жестокими испытаниями? И знаете, к какому выводу я пришел?
— А ты, видно, так и не спал всю ночь? — промолвил я. — И что же ты надумал?
— Я мечтал воспользоваться знаниями вашего деда, Арсения Прохоровича. Я считал, что он всемогущ, и ловил каждое его слово, буквально впитывал в себя. Я тоже хотел быть таким. — сильным, независимым, излечивающим людей от болезней, которого все любят… Но это было не желание помогать, а обыкновенная гордыня. Я думал возвеличить себя с помощью его мастерства. Вы знаете, что Арсений Прохорович был колдуном?