Мысли и сердце
Шрифт:
Давай посмотрим еще раз Сашину историю болезни. Она толстая, за столько месяцев. Целый том.
Анализы. Снимки. Записи. А вместе с ними и сама история. Не та, что записана тут, а та, что мелькает перед глазами. Как это все переплелось: Саша, его болезнь, мои ощущения, хирургия.
Может быть, я где-то допустил ошибку с Сашей, с этим искусственным клапаном?
Я не думаю словами. Всю эту историю я знаю очень хорошо, и слова не нужны. Вспыхивают только отдельные картины. Длинные разговоры проносятся как молнии – одним только смыслом. Когда пишешь и говоришь – волочишь груз слов – грубых, невыразительных. Будет ли
Первое знакомство: в рентгенокабинете, на амбулаторном приеме. Много больных. Молодой человек, направленный с митральным стенозом.
– Никакого стеноза. Недостаточность третьей степени.
Эти терапевты и до сих пор большинство больных присылают с неправильными диагнозами. Не ругай терапевтов – это самая умная специальность. Должна быть такой.
Мягкий голос. Смущенные вопросы.
Приговор: «Ждать. Мы ищем».
Конечно, что мы тогда могли предложить? Были уже первые попытки или еще нет? Стал забывать хронологию. Как это можно – такое забыть?!
Много изобретали разных операций для лечения недостаточности. И я – тоже. Помню: кровотечение. Фибрилляция. Смерть на столе. Опустошенность. Досада. «Туда же, изобретать… дерьмо».
Неужели сегодня будет то же? Как ноет сердце! Приду домой: «Проклятье! Никаких клапанов больше! На грыжи, на аппендициты… на свалку…»
Даже обидно, что все это проходит… И тогда прошло. Больные с недостаточностями ждут. Несчастные. Без надежды на жизнь.
И Саша снова пришел. Через год, наверное? Да, уже мудрили над новой операцией. АИКа еще не было. Только на собаках. Значит, года три назад. Как время летит. Пусть летит. Я уже не хочу ни остановки, ни возвращения… Это ты только сейчас. Операция кончится хорошо – скажешь: «Еще пооперируем!»
Так же и тогда: кабинет, я после удачной операции (пищевод, кажется? Дед такой смешной – поправился). Чудесный вкус сигареты (сейчас бы!). Никуда я не спешу. Послушал Сашу, посмотрел. На животе еще тогда жирок был, не как теперь – одна только плотная печень выпирает. Лицо уж очень умное, располагающее. Рассказал ему о готовящейся операции. Для чего? Наверное – похвастать. Он загорелся, не понимая, что все это глупости. Я и сам не понимал. Дальше – больше. Разговоры о медицине вообще. Что она такая-сякая, без теории, неточная. Потом о диагностической машине – тогда в печати появились сообщения, и мы заинтересовались ими. Он предложил свои услуги как математик. Помню, мелькнуло «Он такой приятный и умный, а ему будет все хуже. Будет жалко и нельзя помочь. Откажись».
– А, ничего!
Вот и «ничего».
Отказал бы тогда – сейчас не сидел бы и не плакался.
Хорошо бы уже иметь эту диагностическую машину. Сегодня она очень нужна – для автоматического регулирования АИКа. Все-таки эти девчонки-машинистки иногда делают ошибки. А сегодня будет очень трудно.
Не стал он серьезно заниматься диагностическими машинами. Потянуло в психологию. А жаль. Может, у нас было бы что-нибудь.
АИК будет работать долго – часа полтора. Сумеют ли удержать постоянство всех показателей крови? Если будет гипоксия, тогда все. Не перенесет.
Какой он интересный человек! Я ходил влюбленный, после
Он для меня открыл новый мир. В чем суть? Количественные отношения во всем. «Информационный план мира». Не могу объяснить словами. Слаб. Не усвоил полностью. Биология, искусство, социальные науки. Всюду царят законы переработки информации. Не пытайся уточнять. Это он умеет все разложить по полочкам, вывести возможные количественные закономерности, где точные, где вероятные.
А душа? Я уже не знаю. Я часто попадаю впросак в определении людей. Открытая улыбка, мягкость, безукоризненный такт, вежливость. Полное отсутствие честолюбия. Никого не хает. Лишь изредка тонко намекнет. А теперь мне кажется, что под этим такой спокойный холодок. Мудрость это или эмоциональная бедность? Была ли дружба? С моей стороны – да, а он? Встречались каждую неделю. Как доктор я видел, что ему все хуже. Одышка. Утомляемость. Часто ложился во время беседы после тысячи извинений, которые меня раздражали. Не было простоты у него. Не пойму, от воспитания или холода? Всегда мне было немножко обидно. Бог с ним, его нельзя судить. Восходит на свою Голгофу… Высокопарно звучит.
Повезли уже, наверное? 10.30, пора. Улыбался он хорошо сегодня. Что-то будет через несколько часов? Как перенести, если умрет?
Помнишь, как после той операции, к которой готовились при знакомстве? Уверен был, что сделаю. Глупая самонадеянность! Больной умер через несколько дней от сердечной слабости. Исправить клапан не удалось. «В последний раз, больше не буду. Пусть умирают без меня…»
Саша тогда погрустнел. Скоро появилась декомпенсация, пришлось положить в клинику. Все что-то писал, лежа в постели. «Жить осталось немного, и нужно подумать о некоторых философских и психологических проблемах. Хотя бы уяснить для себя, объяснить другим уже не успею…» Читал о йогах, Библию, о телепатии. Но мистиком не стал. Посмеивался. «Ничего нет, одна машина!»
Одна машина. Умом я никогда не верил в Бога, но все-таки как-то не по себе, когда они грозятся смоделировать на машинах человеческие чувства, сознание, волю. Хочется думать, что это будут не те чувства. Не настоящие. Но Саша абсолютно уверен. Говорит – те самые.
Ты помнишь изумительное ощущение счастья после первой удачной операции с АИКом? Неужели это может и машина? Не знаю. Конечно, я ему очень доверяю, но, наверное, уже стар, чтобы поклоняться новым богам. Достаточно с меня обычного материализма. Из кибернетики меня вполне устраивают диагностические машины и автоматы, управляющие искусственным кровообращением. Никаких чувств для них не нужно.
Или, например, совесть. Что же, и это будет у машины?
Все-таки я поступил тогда, как мальчишка. Дружба – это священное чувство, и его нельзя так просто выбрасывать на помойку. Подумаешь, оскорбился.
Да, конечно, но была ли эта дружба обоюдной? Не нужно думать плохо. Каждый дает, что может. Он больше не мог. Все ушло в интеллект. К тому же он больной. Кажется, тогда второй раз лежал у нас с декомпенсацией. Да, второй.
Как было горько и досадно после этих неудач! Думали, вот теперь, с искусственным кровообращением, будем исправлять недостаточность. И опять смерти – одна, другая. Разве было счастье? Где оно?