Н 3
Шрифт:
— В футбол рыгать, — вслух произнес я, собираясь сказать, конечно же, «играть», и добавил: — Долабанное косыноячие!
Когда я вернулся, в комнату, Клык смотрел на меня с тревогой. Он так озаботился моим состоянием, что даже про телефон забыл.
— Саня, с тобой все хорошо? Или ты прикалываешься?
Я помотал головой и по слогам сказал:
— Лис-ток. Руч-ка. — И показал, будто пишу в воздухе.
Можно, конечно, и сообщениями общаться, но мне предстоит контактировать не только с Клыком, потому придется носить с
Я написал: «Помнишь, я вчера говорил, что если перенапрягусь, со мной на следующий день может быть что угодно? Кивни». Клык прочел, кивнул. Я продолжил: «Сегодня весь день у меня будет заплетаться язык. Я не прикалываюсь. Просто не могу говорить нормально».
— Ну, тогда понятно, — сказал он и улыбнулся. — Скажи что-нибудь еще. Ржачно выходит.
Ухмыльнувшись, я покачал головой. Он задумался о чем-то своем, что-то себе вообразил и начал хохотать, складываясь пополам и притопывая.
— А-ха-ха! Надо Ми… Ха-ха! Микроба попросить сыграть, чтобы ты спел. А-ха-ха! Ладно, все, пойдем в столовку.
Микроб и Мика, у которого распухло лицо, уже были на месте: первый расправился со своей запеканкой и намазывал масло на хлеб, второй же ел медленно — видимо, ему было больно раскрывать рот.
Мы с Клыком заняли свои места. Мика протянул руку, крепко сжал мою ладонь и прошептал, воровато оглядываясь:
— Спасибо, я только сейчас понял, что если бы не ты, греть бы нам нары! Как ты узнал про облаву?
— Ага, — уронил Микроб, прожевав, — не верится, что все обошлось.
Я пожал плечами. Мика продолжил:
— Ты ваще красава! Этот черт накачанный нас сто пудов в тюрячку упечь хотел! Но не смог, ты его уболтал, да?
— Да, — кивнул я и принялся есть.
Мика не умолкал, тараторил и тараторил, вызывал меня на диалог. Наконец я не выдержал, глянул на Клыка и жестами попросил его объяснить, что я сегодня не собеседник.
— Ты че, онемел? — удивился Мика.
— Не, — улыбаясь, объяснил Клык, — он вчера так перепсиховал и перенапрягся, что сегодня у него язык заплетается. Говорит — и ничего не понятно получается, но смешно.
— Правда? — не поверил Микроб.
— Ага, — закивал Клык. — Саня, скажи что-нибудь.
— Жрайте подать!
Микроб и Мика переглянулись. Мика решил проверить, не разыгрываем ли мы его.
— Скажи: Карл у Клары украл кораллы.
Мне самому стало интересно, что получится, и я выдал:
— Клал на Кралу урал…
— А-ха-ха! — разразился Клык, который оказался дурносмехом.
— Скажи: кушать подано, — прищурился Мика.
— Ку-шать по-дыа-но, — проговорил я по слогам и сказал быстро: — пушать кодано.
— А-ха-ха, — захохотали парни и разом притихли, уставились мне за левое плечо.
Я хотел пошутить, что они увидели там черта, обернулся и понял, что таки да. Черта. Причем черт Киря подошел к
Будет отчитывать, что вчера поздно явились? Так мы совершеннолетние, к тому же сейчас все на местах, без перегара, правда, Мика слегка поврежден.
— Доброе утро, Виктор Иванович! — улыбаясь во весь рот, довольно искренне проговорил Микроб.
Остальные закивали. Мика склонился над тарелкой, готовый к выволочке за разбитое лицо.
— Приятного аппетита, — проговорил Киря без интонации, — через пятнадцать минут жду вас в тренерской.
Не дождавшись встречного вопроса, он развернулся и ушел, а я не успел понять, чего он сейчас хочет больше всего на свете.
— Зачем нам к нему? — насторожился Микроб. — Видели, он и к Жеке подходил. Неужели вынюхал как-то?
— Не, — качнул головой Мика, — как? Нечего ему нам предъявить, да?
— Да, — сказал я.
— Значит, и нам бояться нечего, так?
Я сделал бутерброды из хлеба и половинок яиц, съел один, и тут к нам подошли Жека и Игнат, первый спросил:
— Че он хотел?
— Киря-то? — уточнил Микроб. — К себе позвал.
— Стариков не звал, только нас, — поделился опасениями Игнат. — Это настораживает.
Хотелось сказать, что надо пойти и послушать, чего он хочет, но вместо этого я запихнул в рот второй бутерброд и принялся жевать. Можно было у Саныча спросить, но он сидел за тренерским столиком вместе с врачихой. Не знаю, ее ли это заслуга, но кормить нас стали значительно лучше и питательней, в рационе увеличилось количество так необходимого нам белка.
В условленное время мы всей толпой собрались под дверью тренерской. Перекрестившись, Погосян постучал и отошел, пропуская нас вперед.
Я вошел первым, следом за мной — все остальные. Киря, стоящий возле магнитно-маркерной доски, кивнул нам на рядок стульев и спросил, пока мы устраивались:
— Погосян, что у тебя с лицом?
Мика потупился, не зная, что отвечать. Подумав немного, сказал:
— Упал.
Киря недобро усмехнулся. Помолчал немного, нагнетая напряжение. У меня аж плечи свело.
— А вы все помогали ему падать? Или поддерживали, но не удержали?
Никто не ответил. Все ждали, к чему он клонит.
— Не надо делать из меня дурака, хорошо? — проговорил он ласково, как маньяк, поймавший жертву и уговаривающий ее больше не убегать.
А потом как бахнет ладонью по столу!
— Двадцать восемь дней! — Он грязно выругался, перебрав наших родственников и высказавшись о наших мозгах, нетрадиционно ориентированных. — Неужели так сложно быть людьми всего лишь двадцать восемь дней! А? Догадываетесь, о чем я?