Н 4

Ильин Владимир Алексеевич

– Господа, я единственный заинтересован сделать все быстро и качественно, к тому же мой род не моложе ваших. – Нахмурился Галицкий.

– Вы не совсем поняли меня, – мягко погасил вспышку напряжения Долгорукий. – Ситуация наша такова, что нет великой чести свататься к Еремеевым. Я бы сказал, это настолько мелко и незначительно, что наш представитель должен отражать общее отношение к этому невеликому событию.

– И кого это вы считаете мелким и незначительным? Уж не меня ли, Сергей Михайлович? – Нахмурился Панкратов.

– Шш-чтоа?! – Воинственно схватился за фляжку Давыдов. – Я чую оскорбление?!

– Постойте-постойте, господа! – Успокаивающе поднял ладони старый князь Долгорукий. –

У меня нет намерения вас обидеть. Вовсе нет – я покорно готов предоставить свою кандидатуру на этот незавидный пост.

– Я согласен, – фыркнул Галицкий.

– Пусть так, – пожал плечами Панкратов.

А Шуйский демонстративно отвернулся в сторону леса. Мол, туда тебе и дорога.

– Итак, я благодарен вам за доверие и предлагаю нашей делегации все-таки выдвинуться к поместью, потому что встречать нас с караваем и песнями, судя по всему, никто не собирается, – недовольно посмотрел князь на пустую дорогу и первым двинулся вперед.

Остальные князья прошествовали за ним. Ну а троих парней с красными бабочками, что тоже направились за ними вслед, ни у кого не возникло желание задержать.

* * *

Сергей Олегович Еремеев, глава рода и семьи, унаследовал от предков способность любить – ярко, биться – яростно, ненавидеть – искренне, всеми фибрами души. Простыми и честными были поколения предков, как и их служба; не знали они подлости, а та житейская мудрость, которая позволяла прирастать капиталами и находить возможности там, где их никто не видел, позволили выбраться из солдат в аристократы.

Ныне времена были куда как спокойнее, но и в них бывало такое, что за любовь и против ненависти приходилось биться, отдавая самого себя этим трем эмоциям, объединенным единой струной человеческой чести и осознания собственной правоты. Единственное, чего оставалось желать и на что надеяться – что жизненный путь Еремеевых не преградят те, кто будет им не по силам, несмотря на всю ярость, честь и правду.

Например, пятеро великих князей, неспешно движущихся по дороге к особняку, на крыльце которого Сергей Олегович их дожидался.

«Будут бить» – невольно возникнет мысль у каждого при таком зрелище, и обреченности в ней будет куда больше иных эмоций. Потому что устоять даже против одного из их сиятельств невозможно, даже будь тут вся родовая дружина с ополчением.

«Будут, шансов никаких». – Признавал Еремеев, но тут же добавлял. – «Но лучше бы, конечно, помучиться».

Что бы не случилось, но погибнуть достойно, а не самым дурацким возможным способом – пытаясь убежать от того же Шуйского в лесу, или Долгорукого – по небу, или Панкратова – через подземный тоннель, или Галицкого – по водам Москвы-реки, или Давыдова – уповая на заступничество императорской канцелярии. Какой-то совершенно мерзкий набор для возможного беглеца.

И Сергей Олегович знал, кто составитель этого набора. Знал – и ненавидел искренне, как может только представитель его рода.

Было у его рода такое проклятие, неведомо отчего обрушившееся на них, по имени Самойлов Максим Михайлович. Мальчишка, наглый, безродный по документам и совершеннейшее пустое место, что признает каждый, возьмись он изучать его подноготную. Немного везения с приемной семьей, да очевидное покровительство Шуйских, доставшееся вместе с усыновлением – это все, в чем повезло ему в жизни. И это ничтожество умудрилось сделать так, что вся промышленная империя Еремеевых чуть не вылетела в трубу за сложнейшие в их поколении пять лет всевозможных блокад, санкций, эмбарго и нежеланий вести с ними дела. Есть, за что ненавидеть и пытаться отомстить.

Но потом оказывается так, что отомстить тоже нельзя. Наемные убийцы не берут

заказ, не называя причин. Ряд высокородных семей, которые традиционно промышляют устранением недостойных, указывают на дверь, а следом приходит письмо от Шуйских, весьма раздосадованных действиями Еремеевых в адрес человека, которому покровительствуют. И даже императорская семья маячит где-то на горизонте – не настолько, чтобы связать их с одиозной личностью, но достаточно, чтобы задуматься, отчего это прошение на суд чести по достижении врагом восемнадцати лет (в те дни Сергей Олегович был немного не в себе от ярости) было завернуто обратно с визой «отказать». Отказ – дело обычное, тем более, что империя традиционно не одобряет дуэлей и убийства. Но виза, подписанная лично принцем главной семьи Рюриковичей – это уже ни в какие ворота… Во всяком случае, этот намек не следовало игнорировать. И Сергей Олегович успокоился – как ослабленный и побитый зверь, попавший в руки избалованного ребенка. В конце концов, когда-нибудь мальчишке надоест, и он оставит их в покое, позволив отъесться и вновь встать на ноги. А месть можно будет завещать и потомкам.

Тактика ожидания оправдалась. Для начала – робкие успехи с заграницей, которые переросли в неплохие деловые отношения, завязанные на общей выгоде. А совсем недавно, даже месяц не прошел – удача так и вовсе улыбнулась им новым источником финансирования и совместным проектом, обещавшем задействовать чуть ли не все производственные мощности, до того законсервированные по скудному и бедному до заказов времени.

И апофеозом фортуны – сватовство к его старшей дочери от влиятельнейшего и богатейшего рода Империи. Была ли это счастливая звезда Еремеевых, либо долгосрочные расчеты Юсуповых, уже наверняка наметивших дальнейшую стратегию роста концерна Сергея Олеговича под сенью и защитой могучей семьи – уже совершенно не важно. Аналитики рода предполагали новый вид перспективного вооружения, которое захотят производить на предприятиях, внезапно ставших родственными – а оттого верными до последней капли крови. Сергей Олегович же просто боялся думать о причинах, заранее соглашаясь на все легальное – и немножечко на нелегальное, будь таковое в брачных соглашениях найдется. Потому что для пусть и славного, но будем честны – среднего рода – Юсуповы были чем-то совершенно недостижимым по боевой и финансовой мощи. А двоюродный племянник главы клана, предполагаемый в мужья его Нике – вполне мог с пинка входить в кабинеты иных вельмож, получая в ответ только угодливое «здравствуйте».

Оставалось единственное – то самое проклятье семьи, которое могло запросто все испортить. И оно, что характерно, смогло это сделать.

Пять великих князей, называющих себя сватами. И ощущение искренней ненависти от того, как на глазах рушатся все надежды на родство с Юсуповыми. Надежды на выход из этой клятой финансовой блокады. Надежды на нормальную жизнь.

Но он, Сергей Олегович, не отступит просто так. Первое, и самое главное – звонок по тревожной линии, оставленной на всякий случай для связи с Юсуповыми, уже был сделан. Ну а второе – что зависит от него самого, он выполнит в полной мере, отчаянно борясь за счастье семьи и будущее дочери.

– Здрав будь, хозяин дома и счастливый отец. – Остановившись за несколько метров до порога, замерла княжеская делегация, выделив вперед себя массивного и крайне представительного князя Долгорукого. – Есть ли в твоем доме девицы на выданье?

– И вам здравствовать, княже. – Ответствовал Еремеев. – Нет счастья в моем доме, равно как и девицы – сватов принимать.

– Как же, – сбившись, пробормотал князь, повернувшись назад. – И Ники Сергеевны нет?

– Умерла она. – Поджав губы, произнес хозяин дома.