Н 4
Шрифт:
Мир вокруг давно уже потемнел от мириада теней. Но когда рядом грохнуло так сильно, что чуть не подломились в коленях ноги – поднятая ввысь земля обратила день в самую мрачную ночь. А жар, пробившийся сквозь почву, на мгновение обернулся мыслью о преисподней. И тут же грохнуло снова, еще раз, и опять без малейшей передышки – титаническими молотами целого цеха молотобойцев, отразившись акустической болью в черепе даже сквозь сомкнутые ладони.
Рухнул предпоследний защитный рубеж, но плечи
– Артем, щиты! – Крикнул я в ухо другу, не слыша себя.
Но тот кивнул и на мгновение прикрыл глаза – и впервые вздох обошелся без боли под сердцем, а плечи распрямились. Артем – он самый сильный среди нас. Он выдержит последствия.
Двадцать секунд длилась вечность громового ада, а жар внутри защитных щитов уже пропитал одежду и стекал по спине. Но даже после них не было внезапной тишины – уши оглохли еще раньше, а ноги продолжали чувствовать удары залпов, которых уже нет. Только опадал пепел, в который обратилась горемычная земля, и ветер сдувал пожары всего того, что еще могло гореть после битвы «мастеров», явления «виртуоза» и работы пяти артустановок.
– Отвратительная погода! – Орала Го Дейю, не слыша себя, и слегка потряхивала головой.
– Да, есть такое, – попытался я проморгаться, прогоняя неведомо как залетевшую соринку из глаза. – «Грады», «смерчи», «тайфуны». Так что – только туризм! Никакого постоянного проживания!
Хотя то и дело приходится объяснять это на границах страны…
– Если ты чуть сильнее сдавишь ей череп, то лично я ничего не видел, – мягко порекомендовал я Артему, все еще защищающего ладонями ушки Инки.
Тот чуть дрогнул и, недовольно глянув в мою сторону, очень медленно отвел свои лапищи от Аймара. А та тоже словно очнулась, и стала нервно поглядывать по сторонам, пряча от нас взгляд.
– Никому не позволено называть меня трусом, кроме моих сестер! – Веско заявил я Шуйскому на его осуждающий взгляд.
Потому что «открой дверь, трус!» – это не повод впускать экспериментаторов, которым жалко кота и собаку для испытания их очередной гениальной придумки, но не жалко родного брата.
Под действием щита Артема, жар отступал, а набежавший ветер на секунду снес дымные столбы в сторону. Но не видно все равно было ничего толком. Разве что чадило определенно из точки, где был лимузин Черниговского князя. Ну да и площадь накрытия была смещена в ту сторону, уничтожив как бы не половину садового компаньонства и вызвав многочисленные чадные пожары…
Скоро к владельцам даже самого маленького домика придут из страховой компании и соврут, что все было застраховано на огромные суммы.
Однако отсутствие новой атаки радовало и пересиливало любые финансовые потери.
– Там
Го Дейю, испросив разрешение, что-то сделала с воздухом, и первым освободила интересующий нас сектор.
– Она должна была улететь, – упавшим голосом произнес я, глядя на машину с Федором и Никой на первом сидении.
Как она уговорила Мстиславского, клятвенно обещавшего ее увезти… Как она смогла уговорить двоих из свиты Федора сесть с охраняемым лицом в одну машину… Не важно…
– Максим, – тронул осторожно меня за спину Артем.
Уже все не важно. В который раз…
– Максим, – произнес он уже напряжённо, а плечо откровенно затормошил.
Я повернулся в сторону разрытого, распаханного, сожженного, утрамбованного и развеянного поля, ставшего просто серо-черной пылью, на которой никогда и ничто более не вырастет.
В центре которого – уже не скрытого дымами, старательно отведенными Дейю в сторону, сидел на земле, в припорошенном пылью костюме, мужчина в возрасте, растерявший куда-то и роговые очки, и самообладание.
Князь Черниговский держал на коленях голову сына, то прижимая его к груди, то проводя по его лицу и волосам ладонью. Его тело сотрясала дрожь, а по пыльным щекам скатывались дорожки слез.
– Он жив, – глухо произнесла Го Дейю.
– Недолго, – размяв шею, зло выдохнул Шуйский.
Но я вновь его остановил.
– Максим? – Недоуменно вопросил друг.
– Он прощается. – Голос вышел глухим и неестественным.
– Какая разница? Это же такая мразь.
– Для его сына это важно.
Тем более, это ничего для нас не изменит.
– Это еще большая мразь. Он чуть не убил твою невесту, меня, тебя, Федора – всех на турнире!
– По-английски! – Возмутилась Инка.
Но Го ткнула ее локтем, и принялась тихо переводить.
– Он стал мразью ради этого момента, – чуть повернул я голову.
И Артем, пусть неодобрительно покачав головой, но не сдвинулся с места.
– Сентиментальный злодей. – С пониманием кивала в стороне Инка. – Два сентиментальных злодея!
Хлопнули рядом двери машины, и в наш коллектив вклинилась Еремеева, с тревогой осмотрев меня на наличие повреждений, а не обнаружив – врезала по печени.
Я, лишившись почти всех щитов, аж охнул.
– Говорил ей, не надо сюда ехать! – Возмущенно всплеснул руками Федор. – Но там у Мстиславского вся аппаратура в вертолете сдохла, так что пока чинит – отпросилась.
– О, так у нас новый рекорд, – перехватил я Нику и прижал к себе, не давая выражать чувства кулаками. – Именной княжеский вертолет. Убытков на два-три боинга. – Мрачно констатировал я.