Н 7
Шрифт:
Надо как-то выкарабкиваться — и на поле!
В туалете взревел смывной бачок, будто бы разделяя наше негодование. Вышел потухший Васенцов и спросил:
— У нас ведь еще остался шанс пробиться в вышку? Справимся?
Глава 23
Крылья
Сегодня, второго октября, истекала неделя, отмеренная Дариной — это была первая мысль, с которой я проснулся. Поезд из Ярославля приходит в девять, сейчас семь, и у меня есть два часа, чтобы побыть наедине с собой и разобраться
Я потянулся к телефону, лежащему на тумбочке, покосился на аккуратно застеленную кровать Клыка. Повертел мобильный в руках. Хочу ли я написать Дарине? Избавился ли от зависимости? А если напишу и мы увидимся, не привяжусь ли снова?
Ничего не понятно. Не проснулся еще, наверное.
Приняв душ, я заварил чай, положил телефон рядом. А вдруг Дарина написала первой? Я проверил сообщения: ничего! Если я ей нравился все это время, то как она сейчас нашла в себе силы, чтобы не написать и не позвонить? Или все это иллюзия? Мы переспали, она прислушалась к себе и поняла, что не надо ей этого. Стало пусто и неуютно. Выходит, меня по-прежнему к ней тянет, и это мое желание, а не особенность ее организма?
Приятели говорили, что подсаживались на великолепный секс. Может, это оно и есть? Рьяный боец успокоил меня, что да, просто жажда удовольствий и ничего опасного.
Я нажал на ее имя, выбрал «написать сообщение» и завис, буквы будто бы разбежались и попрятались, отказываясь складываться в слова. Да что ж меня накрывает, словно школьника на первом свидании? Что ей написать? Я отхлебнул чай и не стал особо мудрствовать: «Рина, я хочу тебя увидеть». Подумав, добавил: «По-прежнему». Отправил.
С Лизой такого не было. С Аленой я нервничал, когда делал ей предложение. Знал, что примет его, и все равно было боязно. А теперь ощущение, что ответ Рины — нечто жизненно важное, и без него никак и никуда. Если пошлет меня — будто кислород перекроют. Я выживу, конечно, но…
Прошло десять минут, а Дарина не ответила. И непонятно ведь, прочла она сообщение и молчит, или еще не видела его. Я принялся мерить шагами комнату, остановил себя, и снова замигала красная надпись в мозгу: «Опасность». Хотелось сорваться к Рине, благо я знаю, где она живет…
Ну уж нет! Дождусь парней. Они еще вчера отписались, что у Матвеича серьезная травма голеностопа, но хотелось узнать это из первых уст. На тренировку, как я понял, они вряд ли пойдут, сделают себе выходной, а я часов в десять наведаюсь к Дарине в массажный кабинет.
В восемь зазвонил дверной звонок. Прежде чем открывать, я глянул в глазок и увидел Тирликаса, лицо у него было непроницаемым.
Я впустил его в квартиру, говоря:
— Доброе утро. Тут никого, кроме меня, проходите. Какие новости?
— Разные, — отмахнулся он и протопал на кухню, поставил на стол глушилку и сел на стул, закинув ногу за ногу.
— Чай? — спросил я, выставляя на стол конфеты и кладя сверху две его любимых «кара-кумины», оставшиеся с прошлого раза.
Он молча распаковал
— Один труп в Краснодаре. Самородок. Девушка-телепат, в прошлом году отучилась.
— Так скоро телепатов не останется, надо их взять под охрану.
— Уже, — кивнул он. — Суггесторов всех перетрясли — никаких зацепок. Забавно получается: телепаты против суггесторов. И сенсорики наблюдают.
— Суггесторы, выходит, в опале? — поинтересовался я.
— Да.
— А Горский? Он в курсе?
Лев Витаутович пожевал губами и посмотрел куда-то вверх, подумал и пожал плечами.
— Не знаю. У меня нет с ним связи. — Он подумал немного и решил поделиться. — Он иногда как будто исчезает куда-то. Где он и что делает, знают только доверенные лица.
— Ха, может, он рептилоид, — мрачно пошутил я, — ну, или прогрессор. Гость из будущего. Вдруг у него машина времени?
— В чудеса не верю, — сказал Тирликас.
— А мы? Разве то, что мы есть — не чудо?
— Уже нет. — Он долил себе заварки, разбавил кипятком. — И о Горском… думаю, он просто не знает, что происходит.
На языке вертелось: «Ага, как в нашем мире: добрый царь и гадкие, подлые бояре».
— Это были плохие новости, — продолжил Тирликас. — Есть еще нейтральные по нашим футбольным делам. Сроки по «Кардиффу», тренировки и так далее. Донесешь своим, что жду их в нашем конференц-зале в десять? Сюда все влезут с трудом. Все, что касается тебя, я сказал.
— Отправлю всем рассылку, — кивнул я и отправился его провожать.
Сходил к Дарине в десять, ага. Теперь придется отложить как минимум до одиннадцати. Я проверил телефон: девушка по-прежнему не ответила. Игнор? Или ей просто нечего ждать, и она не проверяет сообщения? Помнится, я был таким же. Может, позвонить ей?
Только я подумал об этом, наши ввалились шумной толпой.
— Че там Витаутович хочет? — спросил Погосян с порога. — Он же заходил, да?
Вперед пролез Микроб и, помахав мне рукой, ринулся в душ, чтобы освежиться, пока его не заняли. Следом вошел Клыков, пожал руку и направился в нашу комнату. Сема Саенко переступил порог последним. Он старался не шуметь и слиться с фоном. Тихо разулся, повесил куртку и собрался прошмыгнуть к себе, но я его остановил:
— Привет, Семен.
Парень остолбенел. Больше всего на свете он хотел под землю провалиться и был уверен, что футбол не для него, он позорит нашу команду.
— Ты хорошо держался, — попытался одобрить его я. — Такие голы и я мог пропустить, правда!
Не подействовало, он кивнул, попытался улыбнуться и проскользнул в свою комнату.
— Бесполезно, — махнул рукой Мика, зевнул во весь рот и пожаловался: — Не поспать, эх, на стадион переться! А в поезде разве выспишься?
— Не выспишься, — прогудел Микроб, управившийся за пять минут и вытирающий голову. — В душе свободно, а уже, между прочим, двадцать минут десятого! Саня, ты вообще как?