На 127-й странице. Часть 3
Шрифт:
Я ему не возражал, потому что, возможно, капитан по-своему был прав. Я невольно сдвинул фокус внимания офицерской части команды корабля на себя. Это, наверное, неправильно. Корабль — в походе, надо концентрироваться на командах капитана. «Вот сойдете на берег, там делайте, что хотите. Пусть хоть голыми вас рисуют!» — возможно так рассуждал капитан.
А еще я подумал, что теперь мне придется снова рисовать портреты офицеров корабля, но в этот раз уже тайно, без огласки.
Сцена 26
После истории с рисунками
— Сэр, — обратился он ко мне матрос, когда я двигался на завтрак в офицерскую кают-компанию. — Капитан приказал, что вы теперь едите вместе с матросами. Позвольте вас проводить.
«Ну, вот,» — подумал я. — «За преступлением следует наказание».
Помещение, где матросы принимали пищу, было почти таким же по размеру, что и кают-компания, но только обставлено по проще. Покрашенные стены безо всяких обоев, а под потолком — огромные швеллеры, очевидно, поддерживающие палубу. От этого потолок казался еще ниже, что создавало дискомфорт. В столовой стояло пара длинных столов с такими же длинными лавками. Я взял тарелку и подошел к матросу, стоящему рядом с большущей кастрюлей. Тот половником плюхнул в протянутую мной тарелку кашу из неизвестного мне проса, а потом уже из другой кастрюли добавил кусок мяса.
За столом было свободно, и я без труда нашел себе место. Каша напоминала перловку, а мясо оказалось солониной, ожидаемо сильно соленой и твердой. Но если капитан хотел задеть меня переменой пищи, то у него ничего не получилось. В прошлой жизни мне приходилось питаться и похуже. Хотя назвать матросскую еду плохой было бы неправильно. Просто она была уж очень простой. Каша совершенно безвкусная, а мясо, наоборот, несло в себе память всех операций, что с ним производили.
Пока я ел и думал, чем бы мне все это запить, ко мне подошел Тарапунька, тот здоровый матрос, с которым я мыл палубу.
— Ты зачем бросил швабру? — спросил он.
«Очевидно, это прелюдия,» — подумал я. — «Основные ласки будут позже».
Я посмотрел по сторонам. Те матросы, что были в столовой, внимательно наблюдали за нами, а в дверях стоял боцман, Ральф Гловер.
— А что не так? — спросил я. Лучше поговорить сейчас, потом будет некогда. Кроме того, я подумал, что возможно, упавшая швабра — это какая-то морская примета.
— А все не так! — исчерпывающе объяснил Тарапунька и плюнул мне в тарелку.
— Блин! — сказал я. — Птичка пролетела.
Говоря это, я совершал сразу два дела. Входил в «сон» и зачерпывал ложкой, полученный плевок, который зелено-желтой кляксой расположился на, недоеденной мной, каше. Затем я дернул рукой и оказалось, что кашей можно метать по мишеням не хуже, чем картами. Только сейчас мишенью было лицо Тарапуньки, а десяткой — его глаз.
На мой бросок кашей здоровяк отреагировал ожидаемо. Широкий удар правой должен был снести мне голову, но я уже крутанулся на скамейке и был вне его досягаемости.
— Стоп, стоп, стоп, — послышалось от дверей. Это к нам спешил боцман, чтобы остановить драку. Но я ошибался.
— Так не пойдет, — сказал Ральф Гловер. — Ну ка, ребята, освободите место.
Матросы прекрасно поняли команду боцмана, схватились за столы и лавки, и через мгновение все было сдвинуто к стенкам столовой, создав свободное пространство.
«Понятно,» — подумал я. Мысли в голове были разные. Но одна из них явно доминировала — «Придется драться».
— Противник упал — бой окончен, — тем времен оглашал правила боцман. — Пошла кровь — бою конец.
Вокруг стояли матросы. Кто-то ухмылялся, кто-то просто с интересом наблюдал за происходящем. В дверях никого не было.
«Можно убежать,» — усмехнулся про себя я. — «Всегда есть выбор».
— Начали, — махнул рукой Гловер.
За драку я не переживал. После столкновения с шотландцами я поверил в свой «сон». Кроме того, матрос был один. Всего один! У него не было шансов. Мне надо было постараться просто не покалечить его. «Как там сказал боцман? До первой крови? До первого падения?»
Тем временем матрос незамысловато, выставив свои руки вперед, бросился на меня. Он явно хотел сбить меня с ног. В принципе, его вес это позволял, а оказаться сбитым телом весом за центнер было бы неприятно.
«Ох, мои ребра,» — пришло на ум. Нет, позволить повалить себя и помять я не мог.
Поэтому я отшагнул чуть в сторону, когда Тарапунька уже почти врезался в меня, и пробил ему кулаком в скулу. Бил не сильно, но силы и не требовалось. Матрос потерял равновесие и упал. Его по инерции протащило по полу, а потом он головой врезался в ножку лавки. Что-то хрустнуло.
Я посмотрел на боцмана, но тот молчал.
Хрустнула, как видно, ножка лавки, потому что Тарапунька почти сразу вскочил на ноги. Из его носа текла кровь, он оскалился и снова бросился на меня. Но теперь в его руке оказался нож. Но это ничего не изменило. Тактика матроса осталось прежней. Разогнаться и ткнуть. В данном случае ножом. Глупо: из раза в раз делать одно и тоже — и рассчитывать, что результат будет другим.
В этот раз я не стал его бить. Шаг в сторону, захват руки, той что с ножом, и резкий поворот всем телом. Матрос с грохотом упал на спину, охнул, но продолжал сжимать нож. Я дернул его руку на себя, переворачивая бедолагу на живот, а потом вдавил, его, вертикально стоящую, руку в пол. Такого издевательства Тарапунька уже не мог выдержать. Нож выпал из его руки.
Я бухнулся на колени, все еще и сжимая его запястье, подобрал нож и прижал его к шее матроса.
— Кто? — заорал я ему в ухо. — Говори, сука, кто натравил?
Я орал не потому что был зол или расстроен. Просто, в таких случаях лучше орать, чем шептать нежности.
— Капитан, — прохрипел Тарапунька. — Проучить…
— Стоп, стоп, стоп, — на самом интересном месте прервал нас боцман.
Я откатился от своей жертвы.
— Надеюсь, что мне заменят порцию, — сказал я, протягивая двумя руками нож боцману.