На «Баунти» в Южные моря
Шрифт:
Впрочем, какое-то усилие все же требовалось от таитян: плоды хлебного дерева нельзя есть сырыми, их надо приготовить — либо изжарить на костре, либо испечь в земляной печи. В первом случае островитяне просто клали собранные плоды на горящий хворост, а потом соскребали обуглившуюся кожуру. Во втором случае сначала снимали кожуру, потом разрезали мягкий плод на дольки и пекли их на раскаленных камнях. Готовая мякоть плотностью напоминает булку, а на вкус это нечто среднее между белым хлебом и картофелем. От приезжих на Таити часто можно услышать, будто плоды хлебного дерева слишком пресные, но это потому, что островитяне в угоду гостям варят дольки на европейский лад, в кастрюле; этот способ, конечно, не годится.
Пытливый Босуэлл [2] , у которого
— Меня уверяли, будто жители Таити, которым плоды хлебного дерева заменяют хлеб, громко смеялись, когда узнали, сколько трудоемких работ мы выполняем, чтобы получить хлеб, — пашем, сеем, бороним, жнем, обмолачиваем, мелем, печем.
2
Сэмюэль Джонсон — английский критик и эссеист восемнадцатого века. Босуэлл — английский юрист и писатель, друг Джонсона, вошедший в историю литературы, как его биограф.
2
Сэмюэль Джонсон — английский критик и эссеист восемнадцатого века. Босуэлл — английский юрист и писатель, друг Джонсона, вошедший в историю литературы, как его биограф.
Легко представить себе, как доктор Сэмюэль Джонсон, последовательный и бесстрашный поборник устоев английского общества и существующего порядка, возмущенно фыркнул, отвечая:
— Еще бы! Невежественные дикари всегда смеются, когда слышат о преимуществах цивилизованной жизни. Расскажите людям, которые обходятся без домов, как мы кладем кирпич на кирпич, балку на балку, причем, когда дом достигает известной высоты, бывает, что один из строителей падает с лесов и ломает себе шею, и они, конечно, посмеются над этаким безумием — строить дома! Однако из этого не следует, что лучше жить, не имея домов. Нет, сэр, — и он поднял вверх ломоть булки, — вот это будет получше хлебного дерева!
Но, за исключением доктора Джонсона, читатели записок Кука, как уже говорилось, единодушно восхищались удивительным деревом, само существование которого всеми почиталось за еще одно свидетельство безграничной благости и премудрости творца. Правда, в отличие от холодостойкого картофеля (он как раз в ту пору становился важнейшей сельскохозяйственной культурой в Европе) это тропическое растение нельзя было переселить в северные широты, поэтому огромный интерес англичан к хлебному дереву не выходил за пределы преходящего увлечения диковинкой.
Зато по другую сторону Атлантики, на островах Вест-Индии, климат жаркий и влажный, как на Таити, и многие плантаторы Ямайки и Доминики быстро поняли, что это растение может быть очень ценным для них. Нет, нет, они вовсе не собирались сами переходить на плоды хлебного дерева. Но у каждого из них на плантациях сахарного тростника работало множество рабов (преимущественно африканцев, так как коренное индейское население давным-давно было зацивилизовано до смерти), и, хотя они, разумеется, никакого жалованья не получали, их отменный аппетит ввергал хозяев в немалые расходы. Почему не попытаться удешевить производство — кормить рабов плодами хлебного дерева?
До тех пор их главную пищу составляли бананы, которые тоже очень легко выращивать. Но у банана, к сожалению, слишком хрупкий стебель и слабые корни, чуть ветер покрепче — и растение падает, а это было совсем некстати, ведь на островах Вест-Индии, как и теперь, частенько бушевали штормы и циклоны. И всякий раз бедным плантаторам приходилось доставлять для своих рабов хлеб, кукурузу и иные дорогие продукты из Англии или Северной Америки. А хлебное дерево, не говоря уже о всех его прочих достоинствах, отличалось устойчивостью — словом, оно как нельзя лучше подходило для местных условий.
К своей досаде, плантаторы быстро убедились, что перевезти желанное дерево в Вест-Индию весьма сложно. Главное препятствие заключалось в том, что хлебное дерево (во всяком случае описанные Куком таитянские виды) размножалось только побегами. Самый быстрый парусник проходил путь от Полинезии до Вест-Индии за полгода; можно ли так долго в искусственных условиях сберечь нежные саженцы?
Плантаторы начали с того, что в 1775 году на собрании своего союза, носившего громоздкое название «Постоянная комиссия плантаторов и коммерсантов Вест-Индии», торжественно приняли документ, в котором выразили готовность покрыть все оправданные расходы тому, кто возьмется поставить им партию саженцев хлебного дерева. Главную надежду они возлагали на многочисленных шкиперов, ходивших в коммерческие рейсы в Ост-Индию; было даже издано краткое руководство, как перевозить нежные побеги за тридевять земель. Составил его выдающийся английский ботаник, ученик Линнея, почетный член Научного общества в Упсале, Джон Эллис, который, кстати, был доверенным лицом плантаторов. Помимо подробного описания хлебного дерева (чтобы кто-нибудь сгоряча не навез других) инструкция содержала чертеж переносного
Но, как известно, капитан и садовник — трудносовместимые профессии, и, к великому огорчению вест-индских плантаторов, капитаны ост-индских линий почему-то не стремились стать благодетелями человечества. А тут еще Англия из-за неразумной попытки подавить мятежных поселенцев в Америке оказалась вовлеченной в битву не на жизнь, а на смерть с другими державами континента. Ничего удивительного, что даже те, кого манила скромная награда, мало-помалу забыли всю эту историю.
Однако плантаторы Вест-Индии не были столь же забывчивыми, и они снова взялись за дело в середине восьмидесятых годов восемнадцатого века, едва установился мир. По-прежнему они стремились добыть чудо-дерево подешевле, а потому применили отнюдь не новую и не забытую с тех пор тактику: они ухитрились без особого труда внушить и себе и другим, что их местная, довольно-таки узкая проблема чрезвычайно важна для всего государства и, следовательно, английское правительство просто обязано им помочь. Георг III активно вмешивался в государственные дела, а его главным советником по вопросам науки был высокородный ботаник сэр Джозеф Бенкс, который благодаря своей учености, дипломатическому дару и щедрости мецената выдвинулся в ту пору на одно из первых мест среди английских ученых. По счастливому совпадению Бенкс был хорошо осведомлен как раз в этом вопросе, ведь он участвовал в первом плавании Кука в Южные моря и вместе со своим библиотекарем, шведским ботаником Даниелем Соландером с удовольствием ел плоды хлебного дерева во время трехмесячного пребывания на Таити в 1769 году. Сметливые плантаторы начали с Бенкса и ловко «обрабатывали» его, пока он любезно не согласился лично вручить их петицию Георгу III. Проект, в котором романтика сочеталась с пользой, тотчас пришелся по душе королю, и он без проволочек повелел адмиралтейству послать корабль на Таити, чтобы собрать для вест-индских плантаторов побеги хлебного дерева.
Одновременно (королевское повеление было датировано 5 мая 1787 года) были назначены первые участники экспедиции: ботаник Дэвид Нелсон, который заботами Бенкса участвовал в последнем плавании капитана Кука, и садовник из достославных «Кью-Гарденз» [3] с чисто английским именем Уильям Браун.
Главное было возможно скорее подобрать подходящий корабль, где кроме большой команды и запаса провианта нашлось бы еще место для сотен цветочных горшков. Увы, судна, отвечающего всем этим требованиям, не оказалось в могучем военном флоте Англии, хотя он насчитывал свыше шестисот кораблей самой различной конструкции и водоизмещения, от маленьких лихтеров до стопушечных гигантов. Строить новое судно было бы слишком долго. Оставался единственный выход: незамедлительно закупить корабль, который без чрезмерных затрат можно было бы переоборудовать в плавучую оранжерею. Адмиралтейство проявило необычайную расторопность (недаром сам король интересовался этой странной затеей) и объявило, что требуется торговое судно водоизмещением не больше двухсот пятидесяти тонн, не новое, но в хорошем состоянии. Всего поступило шесть предложений, но только каботажный корабль «Бетиа» отвечал задачам экспедиции. После того как сэр Джозеф Бенкс осмотрел и одобрил судно, а владелец сбавил цену с двух тысяч шестисот до тысячи девятисот пятидесяти фунтов, 23 мая, то есть менее чем через три недели после королевского повеления, сделка была заключена. Еще через несколько дней «Бетиа» пришла на военную верфь в Дептфорде, для переоборудования и снаряжения в долгий путь; полагали, что плавание продлится не меньше двух лет. Прежде всего адмиралтейство переименовало корабль в «Баунти». Это название — его можно перевести как «щедрость» — говорило о задаче экспедиции. Поскольку корабль вдруг был возведен в почетный ранг военного, решили вооружить его четырьмя четырехфунтовыми лафетными и десятью полуфунтовыми вертлюжными пушками.
3
Известный в Англии ботанический сад.
Его Величества Вооруженное Судно «Баунти»— так отныне официально назывался корабль — имело, согласно флотскому регистру, водоизмещение двести пятнадцать тонн, длину (на уровне верхней палубы) — 27,73 метра, наибольшую ширину — 7,42 метра. Как и на большинстве океанских судов той поры, надстройки отсутствовали, все каюты помещались под палубой. Для своей длины и ширины «Баунти» был довольно высоким — мостик возвышался над килем почти на шесть метров. И еще в двух отношениях судно было типичным для той поры: нос тупой, широкий, корма срезана; мачт, как и положено кораблю, три, длиной от четырнадцати до восемнадцати метров. Число рей точно отвечало размерам судна: на фок-мачте и грот-мачте — по три, на бизань-мачте — две. Наконец, по обычаю, под десятиметровым бушпритом красовалась фигура, почему-то изображавшая женщину в голубом костюме для верховой езды.