На безымянной высоте

Черняков Юрий Веняаминович

Но врач-подполковник даже не двинулся с места.

— Он сам просил меня никого к нему не пускать.

— Неправда! — отчаянно крикнула Лида. — Я знаю, он меня ждет!

И рванулась, оттолкнув подполковника, но в воротах санбата ее задержали.

— Костя! — в отчаянии закричала она. — Это я, Лида!

— Хорошо... — Врач, пристально взглянув на нее, кив­нул охране. — Пропустите ее. Но только обещайте... В его состоянии ему противопоказаны излишние волнения. Надеюсь, вы это понимаете?

— Я вам обещаю, — дрогнув голосом, сказала Лида, все еще вытирая глаза платком. — Ему хуже не будет. А только лучше. Я это знаю. Я смогу, не сомневайтесь...

— Простите, есть ли надежда? — тихо спросила Ася, когда Лида ушла.

— Я не окулист, — покачал головой подполковник. — И даже не Иисус Христос. Чудеса не по моей части. Я еще не видел слепых, которые становились зрячими с таки­ми ранениями. Но это не значит, что надежды никакой нет.

* * *

Мертвого немецкого полковника Глейцера и его до­кументы они сдали через десять минут майору Самсонову, и тот долго чертыхался и матерился, удивив замысло­ватыми и витиеватыми оборотами самого Степана Каморина.

Успокоившись, Самсонов увел в свой кабинет лейте­нанта Малютина. Тот должен был — а больше некому — перевести документы, найденные при полковнике. А раз­ведчикам майор Самсонов приказал в срочном порядке углублять и укреплять блиндажи и окопы на передовой, куда совсем скоро должны были пожаловать офицеры из штабов дивизии и корпуса — как только у них закончит­ся совещание и они отобедают.

— А мы когда отобедаем? — спросил Малахов, когда Самсонов ушел, и тут же схлопотал подзатыльник от Сте­пана. 

— Говорили тебе: твое от тебя не уйдет, — нравоучительно сказал Степан. — Если только это твое. Какие твои годы? Пообедаешь еще, и не раз...

Малахов не ответил, а только обиженно скреб в за­тылке.

— Зря ты так, — негромко сказал Прохор Степану. — Он же еще пацан совсем. Но разведчик из него, дай срок, получится.

Прошло полчаса.

Разведчики рыли землю, а Малахов с обиженным ви­дом едва ковырялся лопатой.

— Малахов! — выпрямился Степан. — Опять сачку­ешь! А ну повтори нашу заповедь!

— Больше пота, меньше крови, что ли... — отмахнул­ся тот. — Ко мне это не относится.

— Ну да, ты же у нас заговоренный... А кто ж это тебя заговаривал? — поинтересовался Прохор. — Если не секрет.

— Цыганка одна. Я до детдома у них в таборе жил. Их пацанята там надо мной измывались. Они чернявые, а я русопятый. Не такой, как они. Ну и одна старуха пожа­лела меня и заговорила от пуль, ножа и проигрыша в кар­ты. Поэтому предупреждаю — в буру или сику, да хоть в подкидного, со мной лучше не садись. Любого обчищу, независимо от звания и занимаемой должности.

— Ты это проверял? — поинтересовался Михаил. — Насчет заговора?

— Ну, — кивнул Малахов. — Всех в бараке в сику и буру обчищал. И в соседних тоже. То есть насчет кого дру­гого мне-то все равно... а вас на всякий случай предуп­реждаю: со мной не садись... Там в лагере мы на что толь­ко не играли. На мыло, на папиросы, на пайку, на фото­графию артистки Любови Орловой из журнала «Огонек»... И все, больше со мной никто не садился... Ну а когда наши кореша побег устроили, Леха мой сразу отказался, а я, дурак, согласился. Он меня тогда отговаривал: год, мол, всего остался. А после со мной распрощался — вроде как все, больше друг с другом не свидимся... Бежали-то днем, когда всех вертухаев от самогона и жары размо­рило... Ну увидали они и пальбу устроили, так меня эти пули облетали, а других, кто впереди бежал, всех, счи­тай, наповал. Меня собаки догнали, вон гляди, всего по­рвали... — Он расстегнул гимнастерку, спустил штаны, потом размотал портянку и продемонстрировал старые рваные шрамы на ягодицах и икрах.

— Какой же ты заговоренный? — усмехнулся Про­хор. — Раз тебя собаки покусали?

— Насчет собак или там змей с крокодилами эта цы­ганка меня сразу предупредила: мол, наука тут бессиль­на, — хмыкнул Малахов. — Так что все пока идет верно, чисто по ее директивам. А потому, братва, держись от меня подальше, поскольку меня-то пуля облетит, а кто будет рядом, того обязательно зацепит. Предупреждаю сразу, чтоб потом без претензий!

— И чем закончилось? — поинтересовался Михаил.

— Срок добавили, чем же еще... — хмыкнул Мала­хов. — Три года. Родине была нужна рабочая сила. И по­тому только срок добавили. Вот с того дня я и затосковал по переднему краю нашей обороны... Сразу захотелось в окопы... Только, думаю, дождусь-ка я, когда война к кон­цу подойдет. В смысле к самой границе. А там посмот­рим.

Разведчики переглянулись.

— Семеныч, ты кого вообще к нам привел? — побаг­ровел Степан.

— А могли бы меня и расстрелять по законам военно­го времени, — мечтательно продолжал Малахов. — Толь­ко опять же промахнулись бы... Пришлось бы им меня повесить или утопить. Только как бы вы тут без меня во­евали?

— Это когда ж было? — настороженно спросил Сте­пан.

— Ну «когда», «когда»... Что я, помню... Ну, считай, в мае сорок второго, в самом начале, когда вы тут без меня до самого Сталинграда драпали.

— Та-ак... — Степан отшвырнул лопату.

— Ты чего, Степа? — удивился Михаил.

— Что? Забыли уже? Да мы в то самое время под Барвенковом круговую держали! По обойме на каждого оста­валось! А в это время в тылу на этого урку патроны тратили!

И замахнулся на Малахова. На нем повисли Михаил и Прохор, не без труда оттащили.

— Да ладно тебе, уже два года прошло! — вдруг занер­вничал Прохор и, не выдержав, тоже сорвал с себя гим­настерку, спустил брюки и показал шрамы куда более впечатляющие, чем у Малахова, и в большем числе. — А вот это ты видел? А у лейтенанта нашего — видел? Да если здесь каждый начнет свои шрамы показывать, ты, сучонок, ночи спать не будешь! Вот тебя, говоришь, собаки рвали? И правильно делали!

— Хорош, — вполголоса сказал Иван Безухов, заме­тив приближающееся начальство. — Хватит, говорю! — одернул он Прохора. — Взвод, смирно! — скомандовал он, и разведчики, увлеченные ссорой, увидели наконец идущих к ним по траншее офицеров штаба дивизии во главе с полковником Егоровым, которых сопровождал командир полка майор Иноземцев. — Товарищ полков­ник, взвод отдельной разведроты проводит подготовку...

Офицеры недоуменно переглянулись, увидев тороп­ливо одевающегося бойца. Здесь же был капитан-особист Шульгин, сразу вперивший свой взор в Малахова, кото­рый торопливо и неумело обматывал портянки, прежде чем сунуть ноги в сапоги. Уже одетый и обутый, Прохор Полунин стоял рядом и ел глазами начальство.