На безымянной высоте

Черняков Юрий Веняаминович

— Черт... А они неплохо придумали с оптическими ложными целями, — сказал он напарнику фельдфебелю Курту. — Это означает одно: на русских позициях с це­лью рекогносцировки появились долгожданные высшие офицеры, и они маскируют место их пребывания, отвле­кая внимание в разных местах биноклями и прочей оп­тикой вроде дамских зеркал. Тоже неново, но эффектив­но. Даже в глазах рябит... Ну и как нам теперь быть?

— Герр гауптман, — возбужденно прошептал напар­ник Курт, — вон там, слева на одиннадцать часов, появил­ся русский офицер, вернее, его фуражка, видите?

Кремер приложился к прицелу и теперь сам видел, как над окопом русских медленно поднимается офицерская фуражка. Снайпер довел спусковой крючок почти до упо­ра, затаил дыхание. Он уже готов был выстрелить, но вов­ремя заметил под фуражкой часть приклада винтовки, а не лицо русского офицера. Усмехнувшись, он снова от­пустил крючок спуска.

* * *

— Ну что Оля говорила? Нет там никакого снайпе­ра! — махал руками Малахов, когда Безухов опустил при­клад и снял с него, свою фуражку. — Его там нет, поняли? А может, и не было никогда. Выдумки это все! Оля все правильно говорит, она его сразу замочила. Спорим, там сейчас нет никакого снайпера?

— На что? — поинтересовался Прохор. — И как до­кажешь?

— На пайку, на двести грамм наркомовских! — про­тянул ему руку Малахов. — Ну, кто разобьет?

— Нет, как ты докажешь? — упорствовал Прохор.

— Это мое дело! — Малахов был явно возбужден при­сутствием Позднеевой, и ему было невтерпеж продемон­стрировать свою крутость. — Ну что? Спорим? Или уже перетрухал?

— Кончай, — вполголоса сказал Прохору Михаил. — С кем связался?

И Безухов его тут же поддержал:

— Хорош... Спорить-то не о чем! Говорю вам, мужи­ки, немец теперь тоже ученый, он на эти фуражки боль­ше не клюет.

— А пусть не базарит, — сказал Прохор. — В следую­щий раз пусть сто раз подумает, прежде чем рот раскрыть.

Споря уже между собой, они не заметили, как Малахов, польщенный вниманием Позднеевой, поглубже на­пялил на голову фуражку полковника Егорова и быстро вскарабкался наверх.

— Оля, гляди! — крикнул он, и она, уложив винтовку на бруствер, припала к прицелу. А он, размахивая рука­ми, стал отплясывать вприсядку у всех на виду.

* * *

Немецкий снайпер от удивления оторвался от при­цела, протер глаза. Нет, он не ошибся. Кто этот русский, одетый в солдатское обмундирование и с офицерской кокардой на фуражке? Он явно бросал ему вызов. Пья­ный, что ли? Он пританцовывал, лихо поворачивал фу­ражку козырьком назад, возвращал козырек на место... Курт выразительно покрутил пальцем у виска, а Кремер усмехнулся и снова припал к прицелу... И — выстрелил. Увидел в прицеле, как с Малахова слетела сбитая пулей фуражка и как на мгновение, прежде чем русский сва­лился в окоп, мелькнуло его растерянное, посеревшее лицо.

И почти тут же последовал другой выстрел, сбивший ветку над его головой, так что он невольно припал лицом к земле, откатился и снова взглянул в свой прицел. И удивился еще больше, заметив приподнявшееся над бру­ствером в пороховой дымке выстрела — на мгновение, не больше, — столь знакомое юное женское лицо и бе­локурую прядь, выбившуюся из-под широкой солдатс­кой каски.

— Опять она, эта русская валькирия... — пробормотал Кремер. — Знаешь, Курт, я еще никогда не стрелялся на дуэли с дамами, но можешь мне поверить: это возбуждает.

* * *

— А, что я говорил? — потрясенно шептал Малахов, сидя с ошалевшим видом на дне окопа и разглядывая раз­вороченную пулей кокарду на фуражке полковника Его­рова.

Оля Позднеева, присев рядом на корточки, растерян­но и удивленно смотрела то на простреленную фуражку, то на Колю Малахова.

Будто впервые его увидела.

Еще ни один мужчина не подвергал себя смертельно­му риску, чтобы доказать всем даже не свою, а ее правоту.

— Ты ж говорил, что снайпера там нет, — напомнил ему Прохор.

— Не, я про другое говорил. Мол, заговоренный я. И пули меня не берут. А вы не верили...

— Я и сейчас не верю, — хмыкнул Прохор. — Ты мне, Коля, сейчас другое скажи. Так есть там снайпер или нет?

— Ну есть, есть, ладно, твоя взяла... Только это уже другой, да, Оль? И лучше дайте, кто смелый, закурить.

— Так мы о чем спорили? — не унимался Прохор. — И на что?

— «Начто», «начто»... Так нас же никто не разбил! Зна­чит, спор не считается. Оль, может, это какой другой, а?

* * *

Офицеры, припавшие к окулярам биноклей и артил­лерийских дальномеров, обернулись, когда со стороны немецких позиций послышался выстрел.

— Одиночный винтовочный со стороны противника... Похоже, опять снайпер, — сказал майор Самсонов впол­голоса.

— Черт знает что... — так же вполголоса ответил Ино­земцев. — Федя, узнай и разберись!

Полковник Егоров, единственный, кто сейчас не ото­рвался от окуляра дальномера, между тем говорил, про­должая дискуссию, начатую еще в штабе:

— Похоже, ты прав, Сергей Павлович... Противник будто нас в гости зазывает...

— Обратите внимание на эту высотку... — Иноземцев указал ему по карте. — Высота восемьдесят девять. Ее от­сюда тоже видно. Если поставить там десяток стодвадцатидвухмиллиметровых пушек да столько же противотан­ковых, мимо никто не проскочит...

Присутствующие снова склонились над картой.

— Да уж... С нее как в тире всех перестреляют, — ска­зал Егоров. — И эта высота, как назло, на самых танко­опасных направлениях!

8

Ася и Катя молча смотрели, как Лида — медленно и неуверенно, будто сама ослепла, — входила в лазарет сан­бата.

Ася села рядом с Катей и неожиданно всхлипнула.

— Зачем она только туда пошла! — покрутила она го­ловой. — Нет, ты подумай, ну раз он сам не хочет, чтобы ты к нему приходила, чего ради себя навязывать?

— Ты соображаешь, что говоришь? — поразилась Катя.

— А ты-то соображаешь, что ее ждет? До конца дней жить со слепым мужем. А он никогда не увидит сына. Будет его слышать, ощущать, но не видеть. Да лучше по­веситься!