На далеких рубежах
Шрифт:
– - Понимаю вас, Филипп Кондратьевич, и сочувствую вам. Только не порите горячку. Если Нина окажется действительно достойной этого, мы сделаем все для того, чтобы облегчить ее судьбу.
– - Достойна, товарищ подполковник! Ведь она защищала свою честь, свою жизнь, разве так трудно понять? И разве это человек, который бросается на девушку с ножом? Это просто скот. Да, да, скот, пренебрегающий элементарными законами людей. Такому нет и не может быть места в обществе! И достойна презрения была бы девушка, если б она уступила ему. А Нина боролась. Вы только представьте себе, какой это подвиг! Какой благородный подвиг! Одна против двух мерзавцев! Она храбро защищала себя
Телюков говорил с горячностью и азартом адвоката, глубоко убежденного в правоте того дела, которое он защищает.
– - Если вы так выступите на суде, то, пожалуй, все будет хорошо, -- не то серьезно, не то шутя сказал Поддубный, не отрываясь от руля.
– - Выступлю. Конечно выступлю!
Некоторое время они ехали молча. Дорога змейкой вползала в горы. Лучи фар двумя желтоватыми кругами отсвечивали на придорожных сугробах, а на перевалах горизонтальными лучами уходили вдаль, выхватывали из темноты зубцы хвойного леса, росшего в долинах. В окно секла редкая снежная крупа.
– - Так вы, товарищ подполковник, может быть, против того, чтобы я стал космонавтом?
– - осторожно спросил Телюков.
– - Нет, не против. Как только утрясем ваши земные дела, можете заниматься космосом. Ведите свой корабль хоть на Марс, хоть на Венеру. Буду даже сам вас рекомендовать, так как уверен -- гайка у вас подвинчена туго, в космосе не раскрутится. Но ведь вы, кажется, собирались поступать в академию?
– - И собираюсь. Но уже после того, как слетаю.
– - А если не вернетесь? Об этом подумали?
– - Собаки ведь возвращаются, чем я хуже?
– - засмеялся Телюков и продолжал в веселом, шутливом тоне: -- А слетаешь в космос, слава тебе на веки вечные. Пройдет лет сто, а то и тысяча, спросит учитель ученика: "Кто был первым в мире космонавтом?" И ученик ответит: "Офицер Советской Армии Филипп Кондратьевич Телюков". Я то есть. Ну, пускай и не я буду. Но первым космонавтом обязательно должен быть наш соотечественник. Откровенно говоря, я был бы очень опечален, если бы в космос первым слетал кто-нибудь из капиталистического мира, тем паче из Америки. Тут, знаете, у меня свои соображения. Разрешите высказать?
– - Высказывайте, только покороче, -- согласился Поддубный, которого Телюков не раз развлекал на досуге своими веселыми "соображениями".
– - Мир на нашей планете разделился на два лагеря -- капиталистический и социалистический.
– - Это уже известно.
– - Нет, товарищ подполковник, поскольку вы уже дали мне слово, так теперь выслушайте до конца, -- сказал Телюков.
– - Итак, значит, два лагеря. А который из них самый новый, самый передовой? Наш, социалистический! Так разве было бы справедливо посылать, скажем, на Марс представителя старого, обреченного историей, лагеря? Известно ведь, что на Марсе жизнь возникла куда раньше, чем на Земле. А вдруг там люди живут уже в коммунизме. И вот представьте себе, что к ним прилетает какой-то капиталистический тип. Да марсиане определенно возмутились бы: "Смотрите, какой пережиток прошлого прибыл к нам с Земли!" И позор тогда всему земному человечеству! Нет уж, если посылать человека на Марс, то такого, чтобы этот космический гость был достоин тамошних жителей.
– - Это одно соображение, -- продолжал Телюков.
– - Но следует ведь подумать и о судьбе марсиан. Они, быть может, внешне и не похожи на людей, но все-таки люди. Для них, как для нас, дорога свобода, независимость... Они, быть может, еще больше нашего ненавидят войну. Ведь на Марсе немало крови пролилось. Не случайно ведь эта планета красного цвета. Возможно, что во время капиталистического строя не такие еще войны обрушивались на марсиан. И вот представьте себе, что на Марсе приземлился, вернее, примарсианился тип, вооруженный бесшумными пистолетами и ядовитыми булавками. Он сразу же начинает действовать, как заправский бандит... А что, если на этой планете появятся десятки таких бандитов? Начнут устанавливать там свои, капиталистические, порядки, начнут внедрять американский образ жизни, строить военные базы, ковать атомное и водородное оружие, душить налогами, линчевать марсиан. А то еще, подражая далеким своим предкам, построят пиратские корабли и будут возить марсианскими каналами невольников и продавать их, как продавали негров. Подумайте, какая это была бы величайшая трагедия для целой планеты. Колониализм в масштабе Солнечной системы!
Фантазии Телюкова не было предела. С Марса он неожиданно переключился на Венеру, склоняясь к гипотезе, что Венера -- это сплошной океан. И по его представлению, люди там живут на огромных плотах, едят рыбу и раков и гонят из водорослей самогон. Что касается женщин, то они плавают, как русалки, и украшают себя бриллиантами, которые тамошние мужчины добывают со дна морского.
И пусть это была шутливая болтовня, но Поддубный понял: летчик всерьез увлекся романтикой космических полетов. Подведи его сейчас, сию минуту, к ракете, готовой взмыть в небо, -- он без раздумья сядет и полетит.
Ну что ж, он, Поддубный, не станет возражать. Пусть Телюков будет космонавтом. Полеты -- его стихия. Кто-кто, а такой, как Телюков, не растеряется в полете и, не раздумывая, ступит ногой на какую угодно планету.
Глава восьмая
В конце марта на материк обрушился циклон и разразился снежным шквалом. Пурга не прекращалась несколько дней. Позаметало дороги и рулежные дорожки, в снежные сугробы превратились капониры, в которых стояли самолеты. Бетонная взлетно-посадочная полоса, по которой дни и ночи ползали бульдозеры и скреперы, бурлила поземкой и походила на взбаламученную речку. Ночью, когда загорались стартовые огни, эта снежная река дымилась, сверкала и переливалась всеми цветами радуги.
Без устали носился Сидор Павлович Рожнов по аэродрому, всеми имеющимися в его распоряжении средствами стараясь поддерживать боевую готовность полка. То на СКП замаячит его козлиная бородка, то вынырнет за углом какого-нибудь строения.
Расчисткой аэродрома занимались не только солдаты тыла и авиационные специалисты, но и все летчики, свободные от дежурства. И все же Сидору Павловичу казалось, что работают они из рук вон плохо. Он без конца пререкался с летчиками, называя их безнадежными лодырями и барчуками. Особенно доставалось тем из них, которых старик заставал за шахматами или играющими в домино. Тут он не скупился на самые соленые словечки. Ухитрившись, он выкрал шахматные фигуры, и летчики, узнав об этом, грозились оборвать старику полы кожуха и в свою очередь запрятали его рукавицы.
– - Сколько лет служу в авиации, а таких белоручек сроду не видывал, -сокрушался Сидор Павлович, ища сочувствия и поддержки у командира полка. Он просил наказать капитана Телюкова, глубоко уверенный, что именно он похитил рукавицы.
Поддубный не мог не заметить, что Рожнов напрасно упрекает летчиков в безделье, и относился к воркотне своего тылового коллеги без должного внимания. Только и сделал, что приказал летчикам возвратить рукавицы. Они немедленно оказались в кабине его "газика".