На далеких рубежах
Шрифт:
Телюков знал, что охота на коз уже была запрещена. "Браконьеры", -подумал он. Но в своем положении рад был и браконьерам.
– - Эй, люди добрые, отворите!
– - постучал он в дверь.
В хижине тотчас же погас свет. За дверью что-то звякнуло. Долетел приглушенный говор.
"Вот так нагнал на браконьеров страху", -- усмехнулся Телюков. Подождав, он снова стукнул ногой в дверь:
– - Отворите, храбрецы, я не инспектор, не бойтесь.
Молчание.
– - Да что ж это такое? Не для вас, что ли, писаны законы тайги?
– возмутился Телюков.
– - А ты кто такой будешь, человек?
– - послышалось наконец из хижины.
– - Свой!
– - Свои и коней уводят. Говори толком, откуда?
– - С неба. Летчик я.
Загремели запоры. Дверь отворилась. Из хижины потянуло теплым духом.
– - Входи.
Переступив порог, Телюков заметил в руке одноглазого нож.
– - Брось-ка ты эту игрушку, добрый человек, а то как бы мне не испугаться да не выбить тебе невзначай второй глаз...
Браконьер, увидя в руках незнакомого пистолет, отступил и отбросил нож куда-то в угол.
– - И каганец заодно присветите, поглядим друг на друга, познакомимся!
Одноглазый покорно поднес к огню консервную банку с жидким смальцем, маленький фитилек слабо осветил дымную хижину.
– - Ну, теперь здравствуйте, добрые люди!
– - сказал Телюков и сунул пистолет за пазуху. Летчик уже успел окинуть зорким взглядом руки незнакомцев. Грубые, грязные, шершавые. Вряд ли такие руки имели касательство к радиотелеграфному ключу... Несомненно, перед ним стояли обычные браконьеры, к тому же трусливые, как зайцы. Только теперь он заметил, что козу и ведро они куда-то запрятали.
– - Постреливаем, значит, козочек?
– - А тебе что за печаль?
– - буркнул браконьер, сверкнув единственным глазом.
– - Да ничего, конечно, ты не сердись, человек добрый. Я ведь не инспектор. Летчик я, разве не видишь? Выбросился на парашюте, вот и блуждаю... С помощью аллаха набрел на вашу хижину. Грешными делами занимаетесь, а оконце не занавесили. Поглядел -- светится. Ну и залетел на огонек.
– - Тогда будь гостем, -- уже доброжелательно произнес одноглазый.
– - Спасибо.
– - И Телюков протянул руку.
Поздоровавшись с одноглазым, он повернулся к старику, который, насупившись, сидел в углу, по-казахски скрестив перед собой ноги.
– - Здравствуйте!
Старик не пошевельнулся.
– - Глуховат он, -- пояснил одноглазый и громко крикнул: -- Вставай, Самсоныч, приготовь гостю поесть.
Старик, привыкший, очевидно, к беспрекословному повиновению, разгреб под собой сухую листву, поднял деревянную крышку и, склонившись над ямой, достал оттуда сперва ведро, а затем и козу.
– - Наивные вы люди, как я погляжу, -- заметил Телюков.
– - Ну и тайник у вас! Есть такая птица -- страус: голову зарыл в песок, а спина сверху. И вы так же! Да если бы в самом деле наскочили на вас инспектора, то они все углы обшарили б...
– - Про погреб никому невдомек. Мы его недавно вырыли.
– - Невдо-о-мек!
– - насмешливо протянул Телюков.
– - А скажите, разве так уж часто наведываются сюда инспектора?
– - Бывает, что и часто.
– - А сколько отсюда до ближайшего села?
– - До Коряковки-то?
– - Пусть до Коряковки.
– - Верстов пятьдесят, коли напрямик.
– - Ого!
Телюков вынул из-за пазухи карту-двухкилометровку и подошел поближе к свету. Одноглазый подбросил в костер дров, а бородач подвесил на таганок ведро. Потом браконьеры взялись за козу. Дрова дымили, в хижине стояли чад и смрад, нечем было дышать. Телюков немного приотворил дверь.
– - Не могу!
– - он закашлялся, вытирая рукавом глаза.
– - Слезу вышибает...
Браконьеры молча возились возле козы. Им, как видно, едкий дым не мешал, привыкли. Все больше и больше напоминали они Телюкову пиратов из приключенческих повестей девятнадцатого века.
Ободрав наконец козу, одноглазый вынес ее из хижины и, вернувшись, попробовал ножом мясо, варившееся в ведре.
– - Готово, давай, -- кивнул он старику.
– - Присаживайся, летчик.
– - И, помолчав, спросил: -- Так говоришь, с самолета выпрыгнул?
– - Выпрыгнул.
– - Мотор отказал?
– - Да, -- уклончиво ответил Телюков.
Бородач тут же, у огня, слил из ведра жижу и тем же ножом, которым только что потрошил козу, начал вынимать и разрезать куски мяса. Суровый внешне, он, видимо, был добродушным, старался угодить обоим -- и одноглазому, и гостю. Покопавшись где-то в углу, он достал мешочек с солью и полбуханки черного хлеба. В его небольших глубоко сидящих под клокастыми бровями глазах таилась какая-то безысходная тоска.
При каждом окрике одноглазого старик поглядывал на него с преданностью верного пса, который, однако, держится настороже, боясь, чтобы ненароком не получить от хозяина пинка.
Странным было и то, что бородач за все это время не проронил и слова. Молчал, как молчит слуга в присутствии своего барина.
Они не были равными -- это сразу же бросалось в глаза. Всем, очевидно, заправлял одноглазый -- человек вида наглого и жуликоватого. Телюков с первых же минут знакомства проникся к нему чувством неприязни. Видимо, не зря этот браконьер лишился одного глаза.
Однако эти люди пригласили его разделить с ним трапезу и тепло таежной хижины, и он не хотел остаться неблагодарным -- достал свою флягу со спиртом, протянул ее одноглазому:
– - Тут у меня кое-что к закуске.
– - Водка?
– - одноглазый весь встрепенулся.
– - Спирт. Прихватил на всякий случай. Чтобы не замерзнуть.
Одноглазый, не спуская взгляда с фляги, порылся в мешке, достал алюминиевую кружку.
– - Налей, голубчик. Как тебя звать-то?
– - Николаем, -- назвал Телюков первое пришедшее ему в голову имя.