На далеких рубежах
Шрифт:
– - Может быть, вы полетите со мной?
– - О, что вы!
– - ужаснулась дамочка.
– - Будем космонавтиков разводить где-нибудь там, на Луне или на Марсе.
– - Да будет вам, шутник вы этакий!
– - она погрозила ему пальчиком и понеслась дальше.
Прошло минут пять, и совещание у начальника политотдела окончилось.
Выпроводив всех присутствующих, полковник Горяев пригласил к себе Телюкова.
– - Живы-здоровы, капитан?
– - Как видите, товарищ полковник!
– - Хорошо, это очень хорошо!
– - полковник пожал летчику руку.
Телюков всего лишь два раза встречался с полковником Горяевым, не знал, что это ха человек, и до сих пор уважал его за то, что тот носил на груди летный знак с единицей. Теперь, кроме этого, он еще почувствовал в начальнике человека приветливого и душевного, с которым можно говорить вполне откровенно.
– - Скажите, капитан, вы сбросили подвесные баки?
– - Нет, они сами сорвались. Только я не доложил об этом, как надлежало сделать: боялся, что меня вернут.
– - Я, между прочим, так и подумал. Расчеты показали, что вы либо сбросили подвесные баки, либо их сорвало. И вот еще что. Анализ наблюдений оператора дает основания считать, что бомбардировщик упал в море. Я слежу за газетами: вот-вот должно быть американское либо еще чье-нибудь сообщение, что, мол, такого-то числа, в таком-то часу, при таких-то координатах заблудился... и так далее.
– - Я тоже думаю, что сбил, -- повеселел Телюков.
– - Прицел был точным, огонь залповым... К сожалению, пока это лишь догадки. А тем временем полковник Вознесенский угрожает мне трибуналом. Судить, говорит, будем.
– - Судить? За что?
– - Нарушил правила. Не доложил о баках и, кроме того, погнался за искусственным спутником Земли.
– - За искусственным?
– - Ну да. Принял его за недобитый мною самолет.
Полковник Горяев громко расхохотался. Его густые черные брови забавно подергивались на широком, открытом лбу.
– - Узнаю подлинного летчика-перехватчика! За спутником, значит?.. Уморили, батенька! Здорово! Да вы просто герой! Нет, судить мы вас не дадим!
– - он хлопнул рукой по столу.
– - Не позволим! Горой встану за вас. Даже если подтверждения не будет.
– - Он вздохнул.
– - А вот за нарушение летных правил... Тут уж, пожалуй, придется наложить на вас взыскание. Нельзя же так, капитан! И в дальнейшем прошу вас хорошенько помнить: правило есть правило. Нарушили его -- накажут, а иначе, помилуйте, что ж это получается? Конечно, я понимаю: вас и без того покарала буря. Да и подняли-то вас -- ого при какой погоде! Нет, судить не будем, а предупредить -- предупредим, хотя вы имеете одного сбитого на счету. Вы отличный летчик, и тем паче не к лицу вам нарушать летные правила.
– - Я старался действовать как лучше.
– - Все равно, -- повторил начальник политотдела, -- нарушения летных правил не оправдаешь ничем.
– - Понимаю, -- опустил глаза Телюков.
– - А документы на космонавта отослали, товарищ полковник?
– - Отослали, хотя, говоря откровенно, отпускать из дивизии такого летчика, как вы, не хотелось бы. Но если вам придет в голову нарушать правила космонавтики...
– - Что вы, товарищ полковник!
– - не дал ему договорить Телюков.
– - Ну, смотрите. А теперь летите домой отдыхать. Комдив вас не примет -- его нет. Кстати, как чувствует себя ваша жена, или кем она вам доводится?
– - Женой, -- несколько неуверенно ответил Телюков.
– - Мне рассказывал ваш командир о случившемся. Сложное дело...
– - Дело это уже распуталось, товарищ полковник. Тот негодяй, оказывается, жив. Только глаза лишился. Я встретил его в таежной хижине, совсем случайно.
– - И Телюков рассказал полковнику Горяеву все, что с ним произошло в тайге.
– - Теперь Нине уже ничего не угрожает, -- заключил он.
– - Это правда?
– - Слово офицерской чести.
– - В таком случае зовите на свадьбу.
– - Если пожелаете.
– - Конечно пожелаю! А почему бы мне не пожелать?
– - Обязательно позову, товарищ полковник!
Долго, пожалуй с полчаса, пробыл Гречка в кабинете начальника штаба. Наконец он вышел, мокрый и распаренный -- как из бани.
– - Ну, что?
– - подошел к нему Телюков.
– - Ой, ой, ой! Дал же он мне прикурить, -- покачал головой техник, вытирая взмокшее лицо.
– - На всю жизнь запомню.
– - Ругал?
– - Еще как!
– - За что?
Гречка пожал плечами:
– - Хотел превратить карася в порося.
– - То есть?
– - допытывался Телюков, выходя с Гречкой из штаба.
– - Полковник, -- шепотом заговорил Гречка, -- все норовил, чтобы я против нашего командира полка и инженера показал. А что я против них покажу? Сам-то он, начштаба, в технике ни бум-бум. Ей-богу! Кричит: "Как вы посмели выпустить самолет с помпажем!" А ведь это все равно, что сказать: ведро компрессии. Да я уж промолчал, чтобы не накликать на себя лишней беды. А то еще спрашивает: "Хорошо ли были привинчены подвесные баки?" Ей-богу! Но тут я уж не сдержался и говорю: "А там, товарищ полковник, никаких болтов нет". Так он как гаркнет: "Молчать!" Я и притих. А вот командиру нашему надо сказать, что зубы точит на него начштаба. Это факт.
– - Я тоже так понял, что между командиром полка и начальником штаба отношения...
– - Телюков выразительно сжал кулак.
– - Но что вдруг произошло?
Ни Телюков, ни тем более Гречка ничего не знали о "столе дипломата".
Выйдя за ворота, они повернули к посадочной площадке, где их ждал вертолет с солдатами. На полдороге офицеров догнал Рыцарь, который, очевидно, успел побывать во многих дворах: со всех сторон доносился неистовый собачий лай.
Телюков поймал собаку за ухо:
– - Ах ты ж, бродяга! Кто это позволил тебе отлучаться из вертолета?
Рыцарь виновато заскулил.
...Полчаса спустя вертолет снялся с площадки и лег курсом на Холодный Перевал.
В то время, когда вертолет, в котором летели капитан Телюков, техник-лейтенант Гречка и все участники экспедиции, махал крыльями над горным кряжем, начальник политотдела разговаривал по телефону с Поддубным.
– - Вы, Иван Васильевич, не больно нажимайте на капитана. Прошу вас встретить его без упреков и шума. Он очень возбужден. Вы сами отлично понимаете, что такое -- лететь над морем ночью без капли горючего в баках, а потом прыгать с самолета черт знает куда, да еще в этакий буран! Конечно, жаль самолет, что и говорить. Но что с воза упало, то пропало. Человек, в конце концов, дороже всего. Поэтому и прошу вас... Почему предупреждаю? Да видите ли, тут ему угрожали трибуналом... Вознесенский... Одним словом, вы меня поняли?