На далеких рубежах
Шрифт:
И сам иногда подымался на практический потолок и стрелял с кабрирования. Результаты этих стрельб были, очевидно, никудышные. Однажды он сорвался в штопор и падал с высоты пятнадцать тысяч метров до пяти тысяч. Вылез из кабины с взмокшим чубом и бледным лицом.
Загадочное поведение командира полка не на шутку встревожило замполита тем более что свои упражнения Поддубный на заносил в плановую таблицу. Иначе говоря, планировал одно, а делал другое.
– - Не понимаю вас, Иван Васильевич, и прошу объяснить, -- сказал как-то замполит.
– - Что вам, жизнь надоела? Или вы, быть может, полагаете, что для командира полка летные правила
– - Это небольшой эксперимент, -- уклончиво ответил Поддубный.
– - Но почему же вы держите его в тайне? Почему не заносите в плановую таблицу полета? Ведь вы сами каждый день подчеркиваете, что плановая таблица -- незыблемый закон. Выходит, закон для летчиков, но не для вас.
– - Берете меня за жабры, Андрей Федорович?
– - Беру, -- решительно наступал замполит.
– - Не хотите, значит, чтобы я разбился?
– - Странные вещи вы говорите...
Поддубный покосился на замполита.
– - А не приходило ли вам в голову, Андрей Федорович, -- сказал он, -что нам с вами скоро придется локти себе кусать?
– - То есть?
– - Да очень просто. Будем стоять на аэродроме и кусать локти, -повторил Поддубный.
– - Я -- первый, затем -- вы, за вами -- Дроздов. И остальные -- все подряд.
Разговор этот завязался на СКП во время полетов, и, чтобы продолжить его, Поддубный попросил замполита зайти к нему вечерком.
– - Я вам покажу одну штуковину. Есть у меня прелюбопытнейший журнал, верее, статья из этого журнала. Приходите обязательно, Андрей Федорович.
...Это была статья из зарубежного военного журнала. В ней шла речь об авиационной новинке того времени -- английском бомбардировщике, который американские инженеры модернизировали, попросту говоря -- выпотрошили: сняли вооружение и все прочее, что сочли излишним, и, облегчив самолет, подняли его практический потолок до двадцати километров.
Понятно, никаких бомб, в том числе атомных и водородных, бомбардировщик нести не мог. Таким образом, этот выпотрошенный бомбардировщик мог быть использован для разведки, в частности, для фотографирования, а то и просто с целью провокационных полетов, чтобы показать: вот, дескать, какова она, американская техника! И объявить на весь мир: "Русские отстали в развитии авиации!"
– - Типичная новинка "холодной войны", -- заметил замполит, внимательно прочитав статью.
Пока он читал, Поддубный разжигал печку, засовывая под дрова куски сухой березовой коры.
– - Пусть будет так, -- бросил он, не отрываясь от своего дела.
– - Но что есть, то есть. Т знаете, некоторые зарубежные военные теоретики уже выдвигают идею создания бомбардировщиков без стрелково-пушечного вооружения. Дескать, зачем оно, это вооружение, ежели истребитель не достанет бомбардировщика?
– - Логично, -- согласился замполит, -- но они, эти зарубежные теоретики, еще не видели наших ракет и, очевидно, ни черта не знают о наших новых сверхзвуковых и сверхвысотных самолетах-истребителях. А может быть, они выпотрошили бомбардировщик для того, чтобы прощупать нас?
– - Может быть и так, -- согласился Поддубный.
– - Еще американцы хвалятся каким-то У-2. По их словам, этот самолет не признает ни границ, ни государств. А редактор авиационного отдела газеты "Нью-Йорк джорнел Америкен" окрестил У-2 "примадонной научного шпионажа". Вы слышите -научного!
– - Поддубный зло плюнул на дрова, сложенные под печкой.
– "Примадонна"! "Не признает ни границ, ни государств"! Хотел бы я увидеть эту "примадонну" после встречи с Телюковым! Он бы показал этой проститутке где раки зимуют... Но МиГом ее не достанешь, и меня волнует то, что нам до сих пор не дали новых самолетов. А между прочим, многие из полков ПВО страны уже получили их на вооружение. А нам почему-то не дают. Вот что тревожит меня, Андрей Федорович! Полковник Вознесенский заладил одно и то же: "Овладевайте как следует той техникой, которую имеете". Ну что за человек! Ничего не видит дальше своего носа. А еще в генералы метит! Я ему покажу генерала! Я его разнесу -- дым пойдет!
Замполит, сидевший до того на стуле, встал и заходил по комнате.
– - Вы, Иван Васильевич, -- сказал он после некоторого раздумья, -учтите одно: разнесете Вознесенского или не разнесете, а вам не поздоровится, если в дивизии станет известно о ваших экспериментах.
Поддубный в свою очередь зашагал по комнате, потом остановился, прищурился, смахнул спадавшую на лоб прядь волос:
– - А что же, по-вашему, делать? Сидеть сложа руки? Да, я испытывал возможности МиГа, бросал его на динамический потолок. Бросал, потому что уверен: вряд ли теперь сунутся к нам нарушители границ на средних высотах.
– - Не то нужно делать, -- возразил замполит.
– - А что? Ну-ка, посоветуйте.
– - Первым делом ставить вопрос о новых самолетах.
– - Как это -- ставить?
– - Поддубный развел руками.
– - Речь об этом была в штабе дивизии. А там знаете что мне сказали? "Москве виднее, кому чего давать в первую очередь". И опять за свое: "Овладевайте, мол, тем, что имеете". Оно, конечно, верно, есть еще такие летчики, которые и от МиГа не взяли всего. Есть, Андрей Федорович, и у нас такие. Но это -- единицы, и мы не можем на них ориентироваться...
Поддубный хотел что-то добавить, но замполит опередил его:
– - Москве виднее -- это несомненно. Сверху всегда виднее -- шире горизонт. Но плохи те местные руководители, которые сидят молча, словно воды в рот набрав, боясь лишнее слово молвить. А таких у нас немало. Это, знаете ли, еще от культа личности, когда многие боялись рот раскрыть. Но времена теперь иные. В Москве прислушиваются к голосам снизу. Почему бы нам в самом деле не снять телефонную трубку и не напомнить о себе министру? Так, мол, и так, скажем, дела у нас на сегодняшний день таковы, что можно ожидать в кавычках высокого гостя; дайте же и нам что-нибудь такое, чтобы на соответствующей высоте было чем достойно встретить "примадонну"... Как вы смотрите на это, Иван Васильевич?
– - Вы предлагаете через голову начальства?
– - Почему через голову? Можно с разрешения, а то и рапортом по команде. Гляди -- министр кого-нибудь там и расшевелит, заставит живее поворачиваться. Еще и спасибо скажет нам.
– - А что вы думаете?
– - помолчав, заметил Поддубный.
– - Пишите, Андрей Федорович, рапорт, а я подпишу. Пишите сейчас же. Ковать железо хорошо, пока оно не остыло!
И он принялся диктовать Горбунову рапорт.
За окном лил теплый весенний дождь. Падали крупные, тяжелые, как спелая земляника, капли. Омытая дождем и согретая солнцем тайга благоухала пряным духом свежей молодой листвы и сырых корневищ. Даже во рту ощущались эти густые и стойкие весенние ароматы.