На далеких рубежах
Шрифт:
– - Расскажите, рядовой Иванов, что вы знаете о шасси самолета.
Когда тот начал рассказывать, Байрачный спрятался за килем самолета-макета, вынул из-за пояса шпаргалку и начал читать ее. Незаметно к нему подошел офицер.
– - Вы что здесь делаете?
– - Ничего, -- спохватился Байрачный, поспешно пряча в рукав комбинезона шпаргалку.
– - В рукаве что у вас?
– - Бумажка... Козью ножку хотел скрутить.
– - Дайте-ка сюда эту козью ножку.
– - Так я еще не скрутил. Махорки не оказалось.
– - Без пререканий!
Байрачный подал шпаргалку.
Командир читал отчетливо, по слогам:
– - По ги-дро-си-те-ме са-мо-ле-та.
– - Ага, значит, у вас, по-видимому, заготовлены шпаргалки на все системы? А ну, дайте мне по бустерной.
Байрачный вынул бумажку из левого кармана.
– - По системе запуска двигателя!
– - требовал офицер.
Байрачный вытащил бумажку из правого кармана.
– - По электрооборудованию!
Эта шпаргалка лежала спрятанная под панамой.
– - По остальным системам!
– - приказал командир, складывая шпаргалки, как складывают колоду карт.
Байрачный задвигал плечами, и бумажки полетели, как листья с дерева, которое хорошо встряхнули.
– - Вот как, значит, изучаете самолет? Ну ладно, поглядим, как вы обойдетесь без шпаргалок. Отвечайте на вопрос: как работает трансформатор?
– - Гудит. У-у-у-у-у-у-у, -- прогудел Байрачный.
– - Это известно каждому. Я спрашиваю о принципе работы трансформатора.
– - Э-э-э-этого не могу знать.
– - Отстранить его от обязанностей механика!
– - обратился командир к инженеру.
Это была юмористическая сценка из жизни полка. Такой случай был. Один или два авиационных специалиста действительно пользовались на зачетах шпаргалками.
Байрачный переоделся и, переждав, пока в зале утихнет шум, объявил очередной номер.
– - В первом номере нашей программы выступала ученица. Теперь вашему вниманию предлагается исполнение учительницы. Послушаем, кто -- кого.
У роялю подошла Лиля. Она была в белом бальном платье и в белых туфлях. В этом наряде она казалась еще более смуглой. Под полукружьями бровей сияли лучистые глаза.
– - Увертюра к опере Глинка "Руслан и Людмила".
Поддубный сидел рядом с Верой Иосифовной.
– - Вы, Иван Васильевич, просто чудак, -- зашептала она ему на ухо, когда на сцену вышла Лиля.
– - Не думаю, -- возразил тот, вспомнив минувшую ночь.
– - Чудак, чудак!
– - сокрушалась Вера Иосифовна.
– - Мочите...
Поддубный слушал хорошо знакомую музыку и ругал себя в душе за слепоту: Лиля давно любила его, а он не замечал. Его охватывал ужас при одной мысли о том, что они могли никогда не встретиться. Ведь Лиля должна ехать в институт... Ну, да что толковать. Теперь все уладилось. Неизвестно только, как к этому отнесется Семен Петрович. Он ведь не только отец, но и командир полка...
Полковник сидел гордый. Да и какой отец не гордился бы такой дочерью!
Поддубный глядел на Лилин профиль, на ушко, под которым покачивалась серьга с блестящим камешком. Изредка переводил взгляд на Харитину Львовну. Лиля -- вылитая мать, но кое-какие черты взяла и у отца.
Лиля очень тонко чувствовала мысли композитора, отлично владела техникой игры. Тут способность соединялась с настойчивостью и упорством, которые проявила девушка, овладевая искусством фортепьянной игры. Она вложила в учение много труда. Будучи студенткой первого курса института, поступила в седьмой класс музыкальной средней школы. У нее не было почти ни одного свободного дня... Институт -- школа, школа -- институт. Так миновали последние годы. Девушка всю себя отдала учению.
Когда она окончила играть, ее щедро наградили громкими аплодисментами. Кланяясь слушателям, Лиля искоса поглядела на Поддубного и чуть заметно улыбнулась.
Следующим выступал Калашников со своими молниями-карикатурами. Он рисовал углем на большом листе бумаги лицо и двумя-тремя штрихами менял его в зависимости от того, какое чувство переживает человек: радость или печаль, удивление или разочарование.
Выступал солдат, игравший на балалайке, держа ее за спиной, затем группа танцоров и еще многие другие участники. Потом снова появилась Лилия -- на этот раз она аккомпанировала Байрачному и Скибе, которые исполнили свой "коронный" номер -- дуэт "Где ты бродишь, моя доля..." Концерт закончился выступлением хора. Публика повалила к дверям. Поддубный распростился с Дроздовыми и подошел к Семену Петровичу и Харитине Львовне, ожидавшим Лилю и Назык.
– - Ну как, по-вашему, Иван Васильевич?
– - спросил Семен Петрович, набивая трубку табаком.
– - По-моему -- хорошо.
– - Вот только Лиле ни к чему было выступать, -- поскромничала Харитина Львовна.
– - Почему?
– - удивился Поддубный.
– - Она ведь прекрасно играла.
– - Да где там!
– - смутилась польщенная мать.
Подошла Лиля, ведя за руку Назык.
– - Очень хорошо играла Лиля, -- сказал Семен Петрович, не замечая дочери. А та с недоумением посмотрела на отца. Семен Петрович смущенно закашлялся и направился к двери.
Выходя из клуба, Поддубный столкнулся с Телюковым, который явно поджидал Лилю. При виде майора глаза его вспыхнули недобрым огоньком. Поддубный хотел задержаться, но его окликнул полковник Слива.
– - Харитина Львовна пирогов напекла. Идемте попробуем, что это за пироги!
Поддубный собирался поблагодарить и отказаться, но Лиля опередила его крепким пожатием руки: иди, мол, когда тебя приглашают.
Вдруг она, как бы опомнившись, прошептала:
– - Нет, нет. Лучше не надо.
– - Ах, оставь, Лиля, свои опасения! Телюков не настолько глуп. Переживает, конечно, но с кем такого не бывает?
– - Прошу тебя. Лучше приходи через часок незаметно. Я выйду.
Харитина Львовна, заметив, что ее дочь отстала, позвала ее. Лиля пошла быстрее, ведя за руку Назык. Поддубный не захотел противиться Лилиной просьбе и, догнав Семена Петровича, сказал ему, что на пироги не придет, сославшись при этом на какие-то неотложные дела.
– - Ну, как знаешь, -- обиделся Семен Петрович.
– - Вола к яслям на налычаге не тащат.